Джейн погрузилась в пучину переживаний: смерть ребенка, потеря возлюбленного, страна в руинах. Она и в самом деле чувствовала боль Скарлетт как свою собственную. И сама Джейн начинала с разочарований и трагедий, и хотя ей было всего двадцать два, она, как и Скарлетт, прошла испытания огнем. Скарлетт столько страдала из-за любви. Что ж, Джейн тоже. Скарлетт осталась без средств, вдали от дома. И она тоже. Но Скарлетт боролась и сражалась, и в конце концов торжествовала победу над своими врагами. Слава Богу, Джейн тоже. Она блуждала по скоростным магистралям Голливуда – сама невинность в этом пугающем потоке, возвышенная в жизни и беззащитная перед уличными ловкачами. Сокрушительные правила этой дороги должны были бы уничтожить ее. Но теперь она – покорившая всех, торжествующая королева, а где-то там в толпе, глазеющей на ее успех, и ее сестра, которая отчаянно пыталась разрушить ее жизнь. Эта сладостная мысль промелькнула в глубине ее сознания, и она улыбнулась сквозь слезы, представив себе, сколько бессильной ярости закипает сейчас где-то на задворках студии. О, Скарлетт бы это оценила – острый вкус отмщения, вид поверженных врагов и исчезнувших соперниц.
Над головой Джейн предупредительно поднял руку Пит Ривкин. Он выжидал подходящий момент. Падая, его рука описала дугу, и по этому сигналу, как приготовившуюся к броску кобру, операторы резко повернули камеру и повезли ее вперед по специально смазанной дорожке.
Джейн повернула лицо к камере, позволяя прожекторам осветить залитый слезами профиль. Ей вновь удалось ощутить то, что оживит слова текста. Какие чувства питала к Ретту Скарлетт? Это было так просто. Все в ней самой, стоит только вспомнить. Ее возлюбленный, которого она сжимала в объятиях под жаркими, влажными простынями знойными ночами, когда весь Лос-Анджелес спал. Она преклонялась пред ним, а он бросил ее, как Ретт бросил Скарлетт… Камера наехала совсем близко, чтобы поймать в объектив ее дрожащую верхнюю губу, ее охваченное горем лицо.
– Ретт, – прошептала она, и ее голос покинутой любовницы дрогнул от отчаяния. – Ретт, постарайся простить меня, как я тебя прощала.
Из отдаленного угла студии, сощурившись от ненависти, за своей сестрой наблюдала Джули Беннет. Вокруг нее образовалось поле сильнейшей неприязни, трепещущая аура отчаянной агрессии, и, несмотря на плотную толпу зевак, возле нее оставалось свободное пространство, будто съемочная группа бессознательно старалась оградить себя от ее зла. В середине кокона, сотканного из собственной злобы, Джули скрежетала зубами, кровь закипала в ее жилах, а превратившиеся в иголки зрачки, казалось, прокалывают все вокруг, пытаясь пронзить, словно лазерным лучом, ту, которую она ненавидела больше всех на свете.
