Она не ответила, лишь тесно прижалась к нему, широко распахнувшись в любовном порыве. Время пришло. Они стали единым целым. Ричард прикрыл глаза, почувствовав внутри себя божественный промысел, необыкновенную силу и конечный ее смысл. Он всецело отдался этому таинственному слиянию, и слезы побежали у него по щекам. Они бесконечно любили друг друга, и его душа волшебным даром перетекала в Софи, а ее слабые возгласы и трепет подтверждали, что его достойный дар принят.
Позже, отдыхая, он положил голову на плоский живот Софи и с восторгом слушал ее легкие всхлипы, крепко обнимая и успокаивая после сотворения чуда.
Счастье почти осязаемо разлилось по убогой комнате. Оно лучилось сквозь пыльный воздух, радостно плясало в неоновом свете, весело отражалось от замызганных, облупленных зеленых стен. И только в один уголок оно не проникало, туда, где на пятачке за стеной враждебные чувства старались разрушить его. За открытой дверью, на островке боли и унижения посреди бушующего моря блаженства стояла пятнадцатилетняя девочка. Джули Беннет в изнеможении прислонилась к дверному косяку. По ее щекам текли горькие слезы. Она все видела. Ее предали, и это навсегда перевернет ее жизнь.
– Это лучше, чем Голливуд, а?
У гордой, независимой румынской княжны Софи был такой вид, по которому можно было понять: даже если желания ее скромны, наверняка она достигнет всего, чего захочет. Видимо, было что-то особенное в ее лице с высокими скулами и точеным острым подбородком. Однако глаза говорили иное. Большие, круглые, темные, они обводили комнату с наивной непосредственностью, с интересом стреляли по сторонам. Ей было весело. Какая разница, что об этом говорят.
Она взяла мужа под руку. Вечеринки у Челси как бы вбирали в себя все самое лучшее, что было в шестидесятые годы. Куча забавных людей, графини рядом с поп-звездами, министры правительства – с тайными агентами, супермодели перемигивались с государственными чиновниками. Софи так любила это все! Лондонский свет и Ричард были смыслом ее жизни.
Ричард Беннет рассмеялся:
– Ты никогда не забываешь об этом?
– Пока не получу ответ. – Она кокетничала с ним и смеялась, заставляя тихонько позвякивать ожерелье, обвившее ее длинную аристократическую шею.
– Лучше, чем Голливуд без тебя, – с улыбкой сказал он. На самом деле это был вопрос. Придется ли ему одному отправляться в Голливуд?
– Ах, дорогой, я просто не могу себе представить, как можно все это оставить. Я хочу сказать, что за столько лет все это впервые устраивается в Англии, и все это так ново, так волнует, а мы в самом центре всего. А Голливуд! Знаешь, право, это… – она подобрала слово, чтобы оскорбление получилось сильнее, – в пятидесятые годы.
