Искусственно увеличенные груди расцветали в бюстгальтерах от Лагерфельда; остро торчащие и разбухшие уменьшались в лифчиках от Клода Монтана. Пальцы взволнованно сжимались в туфельках от Мод Фризон, поднятые лица приобретали приличествующее случаю выражение.
Пит Ривкин не сидел на месте. Наиболее преуспевающий телережиссер в Голливуде, он был тонким, стройным, прекрасно выглядел в свои сорок пять лет. Он лучисто улыбался коллегам по ремеслу, считавшимся его «друзьями». Он пытался было говорить, но успех сам говорил за него. Ему не нужно было вообще говорить.
Он улыбнулся стоящему в другом конце комнаты Роберту Фоли. Милый, славный, неизменный Роберт – столь же отличный от толпы обитателей Беверли-Хиллз, как Крафт от Камамбера. Странное место для Роберта, пришедшего сюда в мешковатом, свисающем с сильных плеч смокинге, с его бледным, чувственным лицом, которое нужно бы часа два подержать на хорошем солнце, и с его резкой, четкой, искренней манерой поведения, так разительно отличающей его от приторных, падких до денег бандитов, которые выдавали себя за врачей в Южной Калифорнии.
– Роберт, спасибо тебе. В твоем лице все бедняки мира имеют мощного защитника. В самом деле мощного защитника. – Он подождал, пока все в комнате не начали аплодировать.
– Правильно, Пит, – раздался бас Танкерея.
– Правильно, правильно! – подхватил кто-то.
– Эта ночь грозит затянуться, – непочтительный шепоток Сибил Шеферд опасно разнесся по всей комнате.
– Спасибо. Спасибо вам всем. – Он услышал ее слова. И в его памяти мгновенно образовалась трещинка. Лучше бы показывали «Свет луны».
– Иногда здесь, в Голливуде, – Пит намеренно употребил это обобщающее название всей киноиндустрии, – мы теряемся в собственных мечтах и планах. Мы беспокоимся о собственных проблемах и своем весе, о своих провалах и наградах, и прекрасно, что это так. Это и заставляет земной шар вертеться, а наш великолепный бизнес процветать и, разумеется, делать нас богатыми. И это тоже прекрасно, потому что иногда, вот как сегодня, это позволяет нам совершать добрые, чудесные поступки. Некоторые из вас, присутствующих здесь, знают, что такое быть бедным. Это не та бедность и лишения, испытываемые несчастными детишками, которых мы сейчас видели, но все же. – Он помолчал, чтобы оживить прошлое в памяти присутствующих.
А в их головах тем временем жужжали калькуляторы, прикидывая, сколько они способны отстегнуть, и сможет ли кто-нибудь перекрыть вклад Ривкина, и как это будет выглядеть – великодушно или глупо – дать больше.
