– В приглашении сказано: «Джули Беннет с гостем». Предполагаю, что ты не Джули Беннет.
Секретарша-контролер, проверяющая гостей по списку у дверей «Афронт гэлери» в Мелроузе, была несчастнейшим существом. Бледная, как сырое тесто, средних лет, да и жила она в Лос-Анджелесе. Жалкое положение цветка, прикованного к стене в этой стране праздности, удовольствий и изобилия, уничтожили остатки доброго нрава, который был в ней заложен, и теперь она способна была лишь терзать такую мелкую сошку, как Билли Бингэм, с едва заметной верхушки своей временной власти.
– Джули Беннет приедет позже, одна. У нее отскочило колесо. – Его просительный, «не-обижайте-меня-слишком-сильно» тон самым забавным образом сочетался с изысканно-вежливой ложью.
Суровая, как полицейский, женщина-страж предпочла не заметить того факта, что у галереи были свои автослесари. В конце концов, Джули Беннет была «лицом», а их насчитывалось не так-то много в гостевом списке. Этот поганец мог оказаться ее братом, агентом или даже мужем. В этом городе умеют удивлять. И она пропустила его внутрь.
Билли Бингэм проскользнул в напичканное техническими устройствами здание галереи из стекла и металла, избегая смотреть на нержавеющую сталь, претендующую на то, чтобы называться скульптурой, и на напыщенные, тошнотворно раскрашенные триптихи, отчаянно притворяющиеся «искусством». Он взял с подноса проходящего лакея бокал с шампанским и вздрогнул, когда тот послал ему воздушный поцелуй и шепнул: «Решайся, Брюс».
Лакей был прав. На открытие «Афронт гэлери» он прибыл совершеннейшим Брюсом Спрингстином. Разумеется, это получилось не нарочно, но сильно выцветшие джинсы с протертыми коленями, фирменные новые парусиновые ботинки, простая белая жокейская рубашка на коричнево-загорелом, мускулистом теле явно отдавали стилизацией под грубоватый, оборванный образ певца. Билли знал, что хорошо смотрится, а сюда он явился, чтобы добиться кое-чего для себя, – этим и объяснялась тяжкая необходимость взять напрокат чужой имидж.
Ивэн Кестлер увидел Билли Бингэма через набитую людьми комнату – надутые, как у Син Пенна, губы, модное бунтарство в духе Джимми Дина, ребячливый вызов всему и вся, и равнодушие Де Ниро – и каким-то чутьем понял, что непременно произойдет нечто хорошее, в высшей степени прекрасное и удивительное. Еще он заметил стройный, мощный торс, гордый подбородок, пересохшие губы и осиную талию. Он ощутил желание и страсть, отчаяние и необходимость того, что он, Ивэн Кестлер, мог почти наверняка обеспечить этому юноше. Всего этого было более чем достаточно, чтобы заставить его маленькие ножки быстро засеменить через разгоряченное море праздных людей к Билли.
