Но куда важнее вопроса «почему «Шато»?» был вопрос «почему вообще Лос-Анджелес?». Было два возможных ответа на этот, лежащий на поверхности вопрос. Во-первых, замечательно было освободиться от Джули – от ее вечного, бесцеремонного, всепроникающего присутствия. Во-вторых, не мог же он, художник, вечно сидеть взаперти, невидимый и безвестный. Рано или поздно надо было выйти на рынок и попытаться убедить мир в том, что и ты чего-то стоишь. По двум этим причинам он, когда Джули отвергла приглашение на послеобеденное шоу в «Афронт гэлери» в Мелроузе, решил отправиться вместо нее. Но подлинная причина того, что он был здесь, один в Лос-Анджелесе, и, уставившись в телевизор, дожидался десяти вечера, не имела отношения ни к искусству, ни к честолюбию, ни даже к бегству. У этой причины было иное имя – Джейн.
Господи, как же ему хотелось ее увидеть! Часы, проведенные вдали от нее, казались неделями отчаянных мук. Ему было необходимо увидеть ее лицо, ощутить ее тело, вдохнуть ее запах и охладить пыл своей страсти, вновь и вновь сжимая ее в своих объятиях, как это случилось однажды на горной вершине, пока не погасло пламенеющее солнце и ночь не поглотила их.
Из телеящика Витни Хьюстон сладко нашептывала ему свою бессмыслицу. Растворившийся в нем ром переменил его намерения. Он решил было встретиться с Джейн завтра, а ночь как-нибудь пережить. Но теперь он не был в этом так уж уверен.
Его рука потянулась к телефонной трубке. Номер он помнил наизусть.
Щелкнул автоответчик:
– Это Люси Мастерсон. Слушай, сейчас меня нет здесь. Оставь свое сообщение и что там еще, но если тебе на самом деле понадобилось найти меня, желаю удачи! Я отправляюсь танцевать. Приходи в «Пинк», или в «Крэк», или в местечко поновее этих. Если тебе посчастливится их разыскать. Пока-а-а-а!
Билли отшвырнул трубку. Его жизнь может оставаться при нем еще несколько часов.
Джошуа Шихан раскинул пять приглашений, как будто это были игральные карты, да, собственно, в каком-то смысле так и было: приглашения на вечерние «развлечения». Прежде чем показать фокус, он, как мог, перетасовал их, полагаясь на случай и снимая с себя всякую ответственность. Он был распорядителем сегодняшнего вечера. Успех или неудача вечера целиком были на его совести. Это во многом зависело от порядка событий, от того, какой клуб он посетит в первую очередь, где напитки и наркотики уже работают на тебя больше, чем против тебя, и прежде чем пауки поздней ночи и раннего утра начнут ткать свою паутину, пронизывая острой болью твою поясницу и превращая удовольствие в страдания.
