Это всего лишь миф, что в мире искусства в этих вещах все прекрасно разбираются. Мир красоты – это жестокий мир, и все и вся в нем могло быть использовано против Ивэна в беспощадной свалке на лестнице, ведущей к солнцу. Поэтому он научился сдерживать свои эмоции. В Нью-Йорке он был неплохой ходок – Нэн, Брук, Пэт и даже, по одному счастливому стечению обстоятельств, сама Нэнси, – так что у него была репутация «безопасного» мужчины, бесконечно обаятельного, неизменно вежливого, истинного «души общества». Но страстные позывы не исчезали, и однажды в Лос-Анджелесе, американской столице геев, пузыри выходили на поверхность. Как, скажем, сегодня. Сегодня он должен был отужинать в обществе сексуально-сомнительных господ в «Спаго», затем отправиться с теми, кто готов на все, в одну галерею в Мелроузе, а потом… а потом… лос-анджелесская ночь, нескончаемая и непредсказуемая, немыслимо щекочущая нервы, безнадежно заманчивая.
Телефон прервал его мечтательное настроение, и он поспешил в гостиную, чтобы ответить на звонок, завернувшись в гостиничный махровый белый халат и прихватив большой флакон туалетной воды «Келвин Кляйн обсешн».
– А, да. Попросите его подождать. Я спущусь примерно через полчасика.
Он опустил трубку на рычаг и прошел в туалет. В Нью-Йорке все просто. Сшитые в Савиль-Роу костюмы от Хантсмана или Андерсона и Шеппарда годились на любой случай. Но в Лос-Анджелесе стиль был иным – небрежным, созданным для отдыха, а не для работы, молодежный и немного кричащий. Полное дерьмо, но благоразумнее было следовать этой блажи. Поэтому он выбрал синие слаксы, просторную рубашку и коричневато-рыжий твидовый короткий пиджак, слегка зауженный в талии. Его пикантный внешний вид вполне соответствовал тем пикантным приключениям, которые – он полунадеялся-полубоялся этого – могли бы случиться с ним непредсказуемой голливудской ночью – такой, как нынешняя.
В бунгало-3 в «Шато Мармонт», в комнате, где покончил с собой Белуши, Билли Бингэм сидел на пару с Эм-ти-ви. На самом деле вы никогда по-настоящему не смотрите музыкальную программу больше, чем она смотрит на вас, но сидите в этаком подвешенном состоянии оживления, которое нельзя назвать ни приятным, ни неприятным; более всего оно походит на достигаемое в восточной религии состояние нирваны, такого ощущения нереальности – когда тело кажется отринутым, ничего вроде бы не происходит, но время неумолимо движется вперед. Когда какая-нибудь особенно навязчивая песня ударяет по вашим нервам, у вас возникает ощущение, что вы слушаете, но в основном это просто вопрос выносливости. Под аккомпанемент Эм-ти-ви Билли понял, что жизнь продолжается, что это сильнее того, что он не хочет продолжать ее. Здесь, в Лос-Анджелесе, в «Шато», в нескольких футах от «Стрип», каким-то образом оказывалось, что с ним ничего ужасного не произошло.
