Испытание любви | страница 40



И в этот момент он, найдя в себе, очевидно, достаточно для этого сил, стал содрогаться и стучать зубами, словно в припадке. Это было похоже на приступ эпилепсии, настолько трудно было удержать подскакивавшие руки и ноги. Зубы пришлось стиснуть так сильно, что заныла челюсть, но они все равно стучали, едва не прикусывая язык. Казалось, каждая мышца ожила и задергалась в своем ритме.

Через несколько минут содрогания окончились, сменившись слабостью.

Не успел Камерон расслабиться, как его сотряс новый спазм. Он ничего не мог поделать со своим телом, борьба с конвульсиями ничего не давала, а только изматывала. Все это время миссис Уингейт продолжала прижиматься сбоку, растирать его кожу, даже пощипывать в некоторых местах. При этом она что-то без перерыва говорила, и Камерон пытался уследить за ее мыслью, словно это была путеводная нить к жизни. Он уже успел сообразить, что едва не умер, и поэтому хотел бороться со смертью, не желая соскальзывать в ее гостеприимные объятия.

А смерть так и звала к себе, предлагая расслабиться, бросить борьбу, забыться сном. Если бы не беспрерывная женская болтовня, Камерон скорее всего последовал бы туда, откуда нет возврата.

– Ты дрожишь… – донеслось до него. – Это хорошо.

«Дрожишь»? Она называет эти конвульсивные подергивания червяка на крючке дрожью?

Камерон разжал зубы и выдавил, как мог, язвительно:

– Дрожишь… хм…

Он услышат что-то, отдаленно напоминающее смешок. Неужели миссис Уингейт не чужда иронии? Наверное, у него начались галлюцинации.

– Это действительно хороший знак, – сказала миссис Уингейт. – Значит, твое тело пытается выработать тепло. Я чувствую, что ты стал теплее. У тебя даже ноги стали согреваться.

Камерон мысленно обследовал свое тело. Действительно, он начал чувствовать некоторые его части, которые адски ныли. Конечно, ему еще не было тепло, но не было и так адски холодно, словно его запихнули в морозилку.

Камерон попытался открыть глаза, но веки слиплись, словно их чем-то намазали. Очень медленно, балансируя на грани сознания, он потянулся рукой к лицу.

– Что ты делаешь?

– Глаза… открыть… хочу открыть. – Пальцы коснулись чего-то липкого и густого. Они еще недостаточно согрелись, чтобы понять, нащупал ли он свои веки или ткнул рукой себе в щеку. Но липкое точно было. – Что… за дерьмо?

– Это кровь, она уже свернулась и стала липкой. У тебя ресницы склеились, – деловито ответила миссис Уингейт. – До чего ты суетливый! Полежи спокойно, погрейся. Потом я принесу леденцов, и мы попробуем протереть твое лицо. Может, потом я даже смогу наложить швы, раз ты так настаиваешь. Только не обещаю косметических рубчиков.