А потом заставит ее заплакать. Он заставит ее закричать и забиться в истерике. И тогда она расскажет ему, где она была четвертого июля, в день, когда был убит Бенджамин Уэстфолл.
Все-таки определенно некоторые стороны его профессии были приятнее других.
– Сегодня ты был великолепен. – Миранда смотрела, как Шрив снимает грим.
– Я всегда великолепен, – ответил он, отклеивая накладные брови и складывая их в коробку.
– Но сегодня было нечто особенное.
Он снял с головы парик Орсино и повесил его на болванку.
– Занятие любовью днем, – улыбнулся он, – самая полезная вещь для хорошей игры.
– Как твоя голова?
– Лучше не бывает. – Он закрыл лицо полотенцем, снимая остатки грима.
– Хотела бы я верить, что ты говоришь правду.
Он отбросил полотенце и резко повернулся на стуле. Улыбнувшись ей своей самой обворожительной улыбкой, он поманил ее пальцем.
– Позвольте, мадам, продемонстрировать вам это. Вы избавитесь от всяких сомнений и улыбнетесь, убедившись в твердости ваших знаний.
Она медленно улыбнулась ему в ответ; легкий румянец появился у нее на лице.
– Я верю тебе. А продемонстрировать это ты можешь позднее.
– Ты уверена?
– Абсолютно.
С преувеличенно тяжелым вздохом он поднялся.
– Я еще вернусь. Думай обо мне, пока меня не будет. – Он взял ее за подбородок и поцеловал долгим и страстным поцелуем.
Театр начал пустеть. Рабочие сцены убирали декорации и расходились. Актеры переодевались и разгримировывались. Поодиночке и парами они покидали театр.
Мужская уборная была пуста. Шрив зашел в одну из кабинок и сел, сжав голову руками. Он отлично играл сегодня, но какой ценой это ему далось? Сильная головная боль вызывала у него тошноту. Если бы у него в желудке было хоть что-то, в антракте ему наверняка пришлось бы покидать сцену. Хотя он сомневался, хватило бы у него на это сил.
Сколько еще времени он сможет притворяться?
Ответ был ему известен. Он будет продолжать до тех пор, пока боль не исчезнет. Он успокаивал себя лишь тем, что как любой жизненный опыт, эти ощущения сделают его игру еще убедительнее. Теперь он сможет придать настоящую достоверность роли, если ему когда-нибудь придется играть инвалида. Он поправится, оставив все эти неприятности позади. И тогда он сможет поговорить с Мирандой о браке.
Он прижался лбом к холодной каменной стене. Ему, вероятно, не следовало говорить ей о разрешении на брак. А если он не поправится? Если опухоль не пройдет? Вдруг полосы у него перед глазами начнут увеличиваться и превратятся в сплошную черную завесу?
