Рука герцога легла на ее плечо. Он заглянул ей в глаза и, нахмурившись, грустно вздохнул.
– «Когда узнаешь сладкий яд любви, ты вспомяни меня, мой милый мальчик».
Публика напряженно слушала. Каждая женщина желала бы, чтобы Шрив Катервуд, Романтическая звезда трех континентов, опустил руку ей на плечо. Каждый мужчина, который восхищался стройной фигурой Великолепной Миранды, хотел бы видеть ее у своих ног.
– «Хотя ты очень молод, но, клянусь, что чей-то взор, благоволенья полный, – продолжал Орсино, – нарушил твой покой».
Виола тут же вскочила и отошла в глубь сцены. Ее ноги, стройные, длинные, красивой формы, заставили мужчин в первых рядах податься вперед. Она помедлила и грустно посмотрела куда-то вдаль. Ее голубые глаза наполнились слезами, засверкавшими в свете рампы.
– «Вы правы, государь».
Орсино встал и направился через сцену к пажу. Его мускулистые ноги в облегающем трико приковали к себе внимание всех женщин. От зрелища обтянутых черной тканью стройных ног и выделявшегося признака мужского достоинства некоторые дамы крепко сжали руками подлокотники кресел.
– «А кто она?»
– «Во всем – подобье ваше». – Пристально вглядываясь в его лицо, она подалась ему навстречу, будто он притягивал ее словно магнит.
Женщины в зале повторили ее движение.
Герцог заглянул в бездонную голубизну ее глаз, потом тряхнул головой и, нервно засмеявшись, отошел.
– «Ты плохо выбрал. Сколько же ей лет?» Действие пьесы продолжалось. Герои говорили о любви в остроумном шекспировском диалоге, замешанном на их собственном притяжении друг к другу. Растерянность Орсино оттого, что его влекло к мальчику, была очевидной. Он положил руку на плечо Виолы, задержав ее там чуть дольше, чем было нужно, потом резко отдернул руку и отвернулся.
Когда Орсино велел ей быть вестником его любви к графине Оливии, Виола превратилась в воплощение любовной тоски. Вынужденная носить мужскую одежду, чтобы защитить свою добродетель, оказавшаяся после кораблекрушения одна на берегу чужой страны, теперь, когда она нашла свою любовь, Виола была расстроена тем, что не могла назвать свое настоящее имя. «Она молчала о своей любви, но тайна эта, словно червь в бутоне, румянец на ее щеках точила».
Он сунул ей в руку кольцо и тут же отдернул свою, будто обжегся от прикосновения к ней. Взгляд, которым они обменялись на сцене, заставил публику изумленно затаить дыхание. Герцог усилием воли заставил себя встряхнуться.
– «К ней и скорее! – сердитым тоном приказал он. – Вручи мой дар, и пусть она поймет: любовь не отступает и не ждет».
