Сцены любви | страница 108
Согнувшись почти пополам, не отрывая пальцев от следа телеги в пыли, он, несмотря на жару и ужасную головную боль, заставлял себя думать о том, что станет делать, если кого-нибудь встретит. Он должен будет захватить этого человека и ни в коем случае не отпускать его до тех пор, пока тот не приведет его в театр.
Что бы ни случилось, он не должен допустить, чтобы люди догадались о его слепоте, пока он не захватит заложника. Он надеялся, что это будет человек взрослый. Маленький ребенок испугается. К тому же дети всегда все путают. Они забывают, куда надо идти и что говорить. Лучше бы встретить подростка.
Внезапно Шрив заметил, что солнце больше не печет его затылок с ужасной силой. Облако? Или раскидистые ветви дерева? Он поднял голову, потом выпрямился и прислушался.
Что он слышит? Выводок цыплят клюет зерно? Тихо кудахчет курица? Он повернул голову в сторону звука. Казалось, он доносился откуда-то сверху. Когда порыв ветра дунул ему в лицо, страх сковал тело Шрива. Запахло дождем.
– Нет, – пробормотал он. – Не надо дождя. Ради Бога, не надо дождя.
Он опять остановился. Ветер стал сильнее. Он чувствовал, как его порывы сдувают пыль с дороги.
– О Боже! Не надо дождя!
Капля воды упала ему на затылок. Он застонал, будто на него брызнули кислотой. Пальцы цеплялись за исчезающую колею. Он бросился вперед, упал и остался лежать, вытянув руки, а в это время тропический ливень, длящийся всего несколько минут, смывал его путеводную нить.
– Сеньора, министр Валларта не смог прийти сам, но он прислал меня, чтобы вам помочь. Меня зовут Рауль Кальдерон. Я к вашим услугам. – Молодой человек щелкнул каблуками и поклонился. – Как я понял, вам угрожали.
– Да. – Миранда, протянув руку, улыбнулась ему своей самой ослепительной улыбкой и по его взгляду поняла, что он покорен. – Я была так испугана. Этот мужчина ворвался в мою комнату, сеньор Кальдерон. Он угрожал, что убьет моего друга, Шрива Катервуда, человека, который столько сделал для культурной жизни Мексики.
Для встречи с этим человеком Миранда тщательно выбрала наряд. Ее черное платье было застегнуто на все пуговицы до самой шеи. Только белый воротничок и манжеты смягчали его мрачность. Ада уложила ей волосы золотой короной и сделала такой грим, будто она вообще не красилась, а провела несколько ночей без сна.
С чисто профессиональным подходом она слушала себя как бы со стороны. В ее голосе звучало ровно столько возмущения и испуга, сколько требовала данная ситуация. Когда она произнесла имя Шрива, она понизила голос, внося в свои слова должную степень благоговения.