Потом, когда он взглянул на перечень – французское лавандовое масло, испанские оливки, корзинка лимонов, ящик апельсинов, а также список вин, косметики и еще всякой всячины, – который был способен довести до краха даже легендарный банк Ротшильда, ему пришло в голову, что уж если есть в Лондоне человек, способный раздобыть требуемое, то это был Стейнс. Затосковавшего и возмущенного происходящим дворецкого герцога Холлиндрейка, вполне возможно, хватит удар от радости при одной мысли о том, что ему поручена совершенно невыполнимая задача.
Ну что ж, Тэтчер при этом будет, очевидно, выглядеть в глазах бедного старика совсем по-герцогски.
Он срезал угол и прошел через территорию конюшен, решив проскользнуть в дом через черный ход, чтобы избежать встречи с экипажами, делающими крут по Гросвенор-сквер, но едва успел завернуть за угол, как из темноты на него набросился какой-то человек, который быстро и ловко приставил к его горлу лезвие ножа.
Прикосновение холодной стали сопровождалось суровым окриком:
– Одно движение, сукин сын, и я с радостью перережу тебе горло.
– Зачем ты ее впустила? – спросила кузину Фелисити, как только их «гостья» отправилась осмотреть дом, чтобы решить, какие комнаты следует открыть для ее пользования. Все еще не сняв накидку и шляпку после похода к мануфактурщику, Фелисити стояла, уперев в бока руки и дрожа от ярости.
Пиппин стояла перед ней чуть не плача, но даже ее вид не заставил Фелисити сменить гнев на милость.
– Герцогиня, это несправедливо, – сказала Талли. – Тебя не было дома. Все произошло в мгновение ока. Позвонили в дверь, мы открыли. В ту же минуту дом наполнился сундуками, и она буквально обрушилась на нас…
– Словно чума, – пробормотала тетушка Минти. – У нас в притоне таких особ называли…
– Тетечка, сейчас не время, – прошептала Пиппин.
– Ну что ж, я высказала свое мнение, – проворчала старушка и, не скрывая возмущения, продолжила вязание, недовольно постукивая спицами.
– Талли, ты должна была прогнать ее, – сказала Фелисити, набрасываясь на сестру, что случалось с ней крайне редко. Понизив голос, она добавила: – Ты ведь знаешь, какая она.
– А какая она? – спросила Пиппин.
Сестры взглянули друг на друга, как будто спрашивая, стоит ли рассказывать ей об этом.
– Она хищница, – сказала Фелисити, развязывая тесемки накидки и бросая ее на ближайший стул. – Папа всегда сожалел, что взял ее на работу.
– Опасался дурного влияния, – добавила Талли.
