Хватит уже ждать да догонять. Он открыл глаза и уставился впрямую на шакала. Тот задрожал как-то уж совсем дико, затрясся и вдруг завыл пронзительным мерзким воем. Стоявшие рядом с ним твари отпрянули от него, отступили на два-три шага, у кого как получилось. А кольчатый гнусный червь с жёлтыми глазами наоборот — пополз к Ивану, медленно выгибая свою бесхребетную бледно-зеленую спину. Ну, ползи, ползи, дружок, мы тебя приветим! — подумал Иван. И не дожидаясь, пока мягкий клюв этой гадины коснется его ноги, отработанным молниеносным приёмом размозжил её плоскую безмозглую головенку прикладом лучемёта.
Ну, кто следующий?
Червь бился клубками, свивался в кольца и выпрямлялся стрелой — совсем как земная змея, у которой отрубили голову. Но Иван не смотрел на него. Он был готов поочередно или скопом расправиться с этой разношерстной стаей.
Это не противник, не враг! Его противником может быть существо наделенное помимо силы разумом.
А эти… Они ринулись на него все вместе, разом, справа и слева. Он опередил этих тварей, он уже был на ногах. И он не отбивался. Он нападал: трещали хребты, вылетали клыки из пастей, обвисали на переломленных шеях головы гадин, он их бил прикладом, бил кулаками, ногами, он крушил их, не считая нужным хотя бы раз нажать на спусковой крюк лучемёта или парализаторов. Ему вдруг захотелось выместить на ком-то свою злость, своё непонимание происходящего, свою душевную сумятицу, обиду жгучую. И он молотил этих лесных зверюг так, как их и их родичей ещё наверное никто и никогда не молотил.
Это было лютое смертное побоище. Вопли, стоны, рыки, взвизгиваний, предсмертный вой — всё сливалось в жуткую какофонию, эхом неслось под сводами безмолвного до того леса. Иван бил их беспощадно, не давая бежать, отрезая все ходы к отступлению, настигая и добивая одним точным ударом…
Они уже и не сопротивлялись — они были охвачены животной безумной паникой.
А он всё бил их! Этих гадин нельзя было жалеть, эта нежить не заслуживала жизни!
Но он видел и странное, необъяснимое — разодранные, разорванные в клочья трупы нежити и отдельные члены, корчась, извиваясь, содрогаясь, уползали в лес.
Это было непостижимо, но это было!
Напоследок он настиг мерзкого шакала с человечьими глазами, снова сшиб его с лап. Потом подхватил за задние и кряду раз пять приложил о ствол шипастого пахучего дерева. И наконец, уже зверея от мерзкой жижи, которую нельзя было назвать кровью, но которая заливала его лицо, руки, ноги, Иван разодрал шакала напополам, швырнул к змеящемуся ручью. И затих.
