Собака в ужасе присела, а затем резво убежала рассказывать собратьям, какой тут беспредел творится: дикари понаехали, ничего святого.
– Ну, что, – сказал Рубчик, – шашлык готов!
Он ссадил с себя и на минутку оставил девушек, присел к огню, не переставая, впрочем, иногда коситься в сторону новых подруг, будто пугаясь, что их унесет сквозняком, или всех разом присвоит братик.
Но девушки сидели твердо и смотрели вожделеюще в огонь. В огне потрескивало мясо, темное и с виду крепкое настолько, что происхожденье его было очевидным.
– Я не буду это есть, – повторил я сквозь зубы, присев напротив Рубчика.
– Только попробуй, – с угрозой ответил Рубчик.
– Даже пробовать не буду, – ответил я.
Рубчик поднял вверх шампур, принюхался и сообщил:
– Знатный зверь.
Неподалеку от дома раздался печальный собачий вой.
– Если она не заткнется, шашлык у нас будет каждый день, – сказал негромко Рубчик и начал раскладывать куски по тарелкам. Мне тоже положил, сволочь.
Вой не смолкал.
– Чего она? – удивились девчонки. – Может, бешеная?
– А может, в этой деревне все собаки бешеные? – спросил я, злорадно глядя на Рубчика, но было уже поздно. Не дождавшись парней, наши гостьи вцепились крепкими зубками в паленые мяса, держа в уверенных руках шампура.
– Э! Э! Э! – возмутился братик. – А чокнуться? А за знакомство?
Чокнулись. Жахнули. Занюхали лучком. Познакомились, наконец-то.
Вой прекратился.
«Наверное, умерла от разрыва сердца, – подумал я мрачно о собаке. – Или, тихо матерясь и роняя скупые собачьи слезы, ладит себе петлю…»
Я спьянился быстрее всех, потому что закусывал только луком, и сам уже пах, как луковица.
– Эх, вы, живодеры! – восклицал я иногда, поднимая стакан с мутной самогонкой. – Загубили Лялю!
В гости к нам прибежали еще два пса, и наблюдали в прощелья забора.
– Простите нас, милые! – взывал я. – Простите, родные! Хотите, съешьте мою руку? Хотите?
Я понес им свою руку, вытянув ее навстречу, как неживую.
– Съешьте! – просил я. – Око за око. Глаз за глаз. Лапа за лапу.
– А хвоста у тебя нет, между прочим, – сказал братик и вернул меня к столу.
Сам он, в отличие от Рубчика, ел мало. Но он вообще весьма умеренно питался всегда, без жадности.
Когда под вечер вернулся хозяин дома, мясо уже было съедено и костер догорал. Рубчик мял своих девушек, я грустно смотрел в огонь, братик курил одну на двоих со своей ласковой и смешливой подружайкой.
– Ну, что, пришла пора решать вопрос с ночлегом! – объявил братик.
