— С чего?
— С похода к парикмахеру.
— Я знаю, что моя, с позволения сказать, стрижка, заслуживает критики, но пока я не готова что-то предпринимать. Я вообще отпускаю волосы, чтобы не возиться с ними. Ежемесячный поход в парикмахерскую требует времени и денег. На данный исторический момент у меня нет ни того, ни другого. Я и так разнообразила свою жизнь походами на выставки, в музеи и театры. Это для меня слишком. И тебе, и Жене заявляю, что не способна на большее! — пафосно закончила Щеголева, сдерживая улыбку.
Ей всегда хотелось улыбаться в присутствии Нади. Она была такая легкая, светлая, всегда в прекрасном расположении духа и умела передавать свое настроение. Единственный раз, когда обе не могли ничего поделать с подступавшими слезами — приезд Нади после того, как Женя рассказала ей о поступке Щеголева. Сначала Надя решила, что это несправедливо — Котова стала первой, кто оказался рядом с Юлией в трудную минуту, кто помог, утешил. Но, поразмыслив, отбросила детские обиды и решила примчаться к подруге, несмотря на запреты Жени.
— Ее нужно оставить наедине с собой, — быстро говорила Котова, тяжело дыша в телефонную трубку. — Она справится, она уже справилась, поверь мне. Просто, как любого нормального человека, такая ситуация выбила почву у нее из-под ног. Ни с того ни с сего: «Ухожу, не люблю…» Она в шоке, но держится достаточно ровно, без надрыва и истерик.
Надя тогда вспомнила о том, как Юлия призналась ей однажды, что в ее сердце давно поселилась тревога. Она утверждала, что со Щеголевым что-то не так. Не было прямых доказательств, но что-то изменилось. Тогда слова подруги Надя расценила как нечто не имеющее к действительности никакого отношения. Она не могла поверить в то, что такая благополучная и счастливая семья может перестать существовать. И, когда это произошло, знала, что ее место рядом с подругой.
Примчавшись к ней, она увидела постаревшую, почерневшую женщину с впалыми глазами, отрешенным взглядом. Без слов они поняли друг друга. Обнявшись, проплакали, а потом Надя осталась у Юлии ночевать, сославшись на поздний час. На самом деле она просто боялась оставлять ее одну, но Щеголева грустно усмехнулась:
— Ночевать оставайся, пожалуйста, но не сторожи меня. Я не сделаю ничего из того, о чем ты думаешь. Хотя физическое существование порой бывает тяжелее и страшнее смерти, ты понимаешь, что должна идти дальше, несмотря ни на что. Ты должна держаться, потому что есть беременная дочь, а значит — есть повод задержаться на этом свете.
