— Мамочка, я рада, я очень рада, что ты не киснешь одна в своей квартире, — сказала однажды Наташа, поставив точку в мытарствах матери.
— Спасибо, девочка. Я тоже счастлива, что вы у меня такие замечательные…
Юлия уже окончательно привыкла к своему положению свободной женщины. Это не означало, что она начала с интересом поглядывать на мужчин. Отнюдь, она просто перестала изводить себя вопросами, возлагать вину за происшедшее на себя. Она постаралась вести полноценное существование, не задумываясь над тем, как сейчас проводит время Щеголев. Ведь на самом деле, кроме жалости к себе и отчаяния, больше всего изводит сознание того, что он, предавший, живет и здравствует. Так обычно бывает. Но Щеголев недаром говорил, что Юлия — удивительная женщина и не станет вести себя банально. Наверняка он не ожидал, что она будет настолько сильной. В глубине души он был готов к истерикам, просьбам вернуться, но Юлия в их последний вечер сказала, что не простит, и больше не пыталась общаться. Она спокойно относилась к тому, что, вернувшись с работы, несколько раз заставала собирающего вещи Щеголева. Каждый раз сумка, с которой он выходил из квартиры, становилась все тоньше. Юля не хотела видеть в его приходах желание поговорить или получить положенную дозу горечи, выплескиваемую отчаявшейся женщиной. Напротив, она была холодно-вежлива и несколько раз заводила разговор о размене квартиры.
— Этого делать не нужно, — решительно ответил Щеголев, оставляя свои ключи в прихожей. — Ты была и останешься здесь хозяйкой. Есть вещи, которые не нужно изменять. Ты столько души вложила в эту квартиру.
— Я это делала не только для себя.
— Знаю, знаю.
— Мне не нужна такая большая квартира. Можно разменять ее.
— Подумай о Наташе, — глядя в пол, произнес Щеголев и добавил: — В конце концов, ты еще молодая женщина. В твоей жизни может все измениться…
— Господи, Лева, о чем ты говоришь?
— Реальные вещи, по-моему.
— Странно слышать этот от тебя, сейчас. Ну, да ладно. Я послушаю тебя и не стану ничего разменивать. Но… Ты так уверен в том, что на старости лет не останешься без своего угла? — она спросила об этом совершенно без издевки или желания досадить.
— В конце концов, есть квартира родителей… Она ни одного дня не желала ему зла, надеясь, что женщина, на которую он променял ее любовь и преданность, окажется достойной такого обмена. Юлия знала, что поступок Щеголева — ошибка, мгновенная, проходящая страсть, ослепившая мужчину кризисного возраста. Говорят, в сорок лет с ними начинают происходить невероятные вещи. Потом — в шестьдесят. Наверняка со Львом произошло нечто подобное — разрушительное, если учесть его бескомпромиссный подход к жизни. Юлия наблюдала за тем, как он осторожно ходит по квартире, чувствуя, что ему не хочется уходить. Лев ждал, что она произнесет что-то, что поможет ему сказать правду: он запутался. Он не знает, как ему поступить, и надеется на ее великодушие. Но она молчала, и он держал марку мужчины, знающего цену слову. Это было за несколько дней до развода. Юлия не была готова к душеспасительным беседам. Она перегорела и не желала дважды вступать в одну и ту же реку.
