По зеленой кровле из виноградных лоз опять что-то стукнуло, уже сильнее.
- Кажется, кто-то стоит у калитки.
- Кто там?
- Никого.
- Нет, кто-то есть!
В этот момент калитка открылась, и к террасе заковылял не кто иной, как Бютёк.
И надо же было случиться, чтобы дядюшка Гоор как раз в этот момент допивал свой стакан. Он мгновенно поставил его на стол и, схватив в руки Библию, отпрянул от соблазна ровно настолько, чтобы можно было подумать, будто он проклинает зеленого змия, а не благословляет его. Иными словами, он отдалил от себя вино, то бишь сам от него отдалился.
- Кого ты ищешь, брат Бютёк? Уж не меня ли? - спросил он, икнув при этом.
Бютёк, однако, не обратив никакого внимания на маневры брата во Христе, прямехонько проковылял к Гудуличу и, нагнувшись к его уху, тихо сказал ему несколько слов. Председатель вытаращил глаза, вытер рукой рот и, не попросив даже извинения, быстро встал и вышел на улицу.
Бютёк между тем и теперь не заметил своего церковного старосту, зато узрел другое - блюдо с печеньем. Запустив в него руку, он схватил сразу два. Еще не прожевав первое, он попытался затолкать в рот второе и потянулся за третьим.
- Угощайся, брат Бютёк,- рассеянно сказала тетушка Гоор,
Все напряженно прислушивались к тому, что происходило на улице.
Уже начало смеркаться, и сквозь штакетник изгороди с террасы можно было лишь определить, что Геза разговаривает с женщиной. Послышался шепот, а потом короткий и тихий, но решительный ответ Гудулича: «Нет!»
«Вероятно, кто-нибудь из конторы, по служебным делам»,- подумали сидевшие на террасе. Но отказ Гудулича, видимо, заставил его собеседницу возвысить голос.
- Я призналась, что всю ночь была с вами. Другого я сказать не могла. Вы понимаете? И не будете этого отрицать?!
Слова были слышны отчетливо, неясным оставалось одно - кому они принадлежали?
- Кто эта женщина? - спросила Юлишка.
- Анна Тёре, сестра наша,- ответил Бютёк, отправляя очередную порцию печенья в рот и в карман.
- Нет, нет и еще раз нет! - повторил Гудулич.
Юлишка, как разъяренная тигрица, выбежала с террасы и закричала на весь двор. Поначалу ничего нельзя было разобрать в ее крике. Но когда она приблизилась к забору, ее боль и обида зазвучали отчетливей:
- Шлюха проклятая! Даже здесь, дома, от тебя спасения нету! И сюда шляешься! Тьфу, тьфу!
Тетушка Гоор, Кёвеш, а потом и вернувшийся Геза замахали руками.
- Нельзя так, Юлишка! Перестань, успокойся, дорогая. Все боялись, что она выбежит на улицу и на глазах у всех вцепится в соперницу.
