- А это дочь Балог, сестры Хуньора,- говорит Еромош.
Все узнают трех танцовщиц из театра оперы и еще одну танцовщицу из ночного клуба. К ним подходит Сипек. Тишина, слышен лишь шелест перекладываемых Еромошем фотографий.
Раздается голос Раудера, бесцветный приглушенный голос:
- А это моя племянница…
Все молчат. Еромош неторопливо кладет и эту фотографию к остальным. Потом поднимает голову, оглядывает комнату, кивает головой и продолжает перекладывать фотографии.
- Что ты ищешь? - спрашивает Сипек.
- Атрибуты художника. Они там.
На маленьком столике действительно стоят несколько кувшинов в кистями. Тут же палитра, тюбики с масляной краской. Рядом - мольберт, накрытый полотном. Сипек подходит к нему, снимает покрывало.
Трое смотрят в его сторону.
- Эскиз,- говорит Сипек.
На полотне - незаконченная натура. Лицо женщины не выписано, волосы обозначены контутэом. Основной тон картины - зеленый.
Сипек трогает пальцем краски, затем опускает покрывало.
- Краски сухие,- говорит он.- Совершенно сухие.
- Так, все это нам знакомо. С этим мы когда-то уже имели дело,- замечает Еромош, кивая на фотографии.
Толстую стопку фотографий он перевязывает носовым платком и кладет в емкий портфель, который прихватил с собой.
В душе Сипека проснулся придирчивый, страж закона:
- Но в этом ведь нет ничего противозаконного или преступного!
- Нет ничего. Конечно, ничего нет, товарищ Сипек. Это мы знаем.
Голос Келемена звучит спокойно и даже безразлично, без какой-либо нотки назидания.
- Однако элемент преступления есть,- замечает Раудер,- только мы пока еще не знаем, где он.
Раудеру, должно быть, неловко, ему кажется, что все сейчас думают о его племяннице. Откровенно говоря, всем неловко, думает Кеяемен. По крайней мере, он озадачен не менее Раудера. Возможно, он старомоден, но он рад, что у него сын. Особенно ясно он почувствовал это, когда увидел фотографию нагой дочери Хуньора. По-видимому, это у него уже врожденный рефлекс. У молодежи совсем иной образ мышлении.
- Мне, по крайней мере, пока не ясно,- говорит Еромош,- какое отношение имеет этот Шоммер к убийству Хуньора.
«Голова у меня тяжелая. Насморк. Я теряю логическую нить своих построений. Еромош, наверное, прав, у него голова свежая», - размышляет Кеяемен, затем спрашивает:
- Есть у кого-нибудь лупа?
Раудер достает из кармана маленький изящный кожаный футляр, открывает его и протягивает Келемену лупу.
Келемен идет в ванную. Здесь он приметил две пары ботинок. Перевернув ботинки подошвами к свету, он внимательно рассматривает их через увеличительное стекло. Черные ботинки итальянского производства, с резиновой подошвой вызывают у него подозрение. К подопве будто пристали какие-то крупицы. Он достает носовой платок и снимает их. Они падают на ладонь. Под сильным светом лампы Кеяемен рассматривает их через лупу.
