Смерть на берегу Дуная | страница 20
- На допросе вы не говорили об этом?
- Меня об этом не спрашивали. Маму спрашивали.
- Послушайте, Вильма, вы умная, взрослая девушка. Давайте говорить откровенно.
- А я и говорю откровенно.
- Вот и хорошо. Допускаете ли вы, что между вашим отцом и Эдит Ковач были близкие отношения?
- Отец никогда не признавался в этом. Но это не исключается.
- А девушка? Не говорила она что-либо такое, что могло бы подтвердить ваше предположение?
- Один раз говорила. Дня через два после того, как мы были в бассейне, она подошла ко мне в коридоре.и сказала: «Классный у тебя папаша, Вильма».
- Как вы узнали, что она приходила к вам, когда вас не было, дома?
- Отец сказал мне как-то: «Была Ковач, тебя искала».
- И вы не спросили, зачем она приходила?
- Нет. Она бы сама сказала, если бы хотела.
- Но она не сказала?
- Нет.
«Хитрит. А может, и не хитрит. Только каждое слово приходится вытягивать из нее клещами. Почему? Стыдится? Стыдно рассказывать о любовных делах отца? Или что-то мешает? Возможно, и так. - Это не исключено. Что-то здесь не вяжется. Что же?»
- А вы, Вильма? Вы дружили с мальчиками? Ведь вы красивая!
- Нет, не дружила. И, пожалуйста, не говорите мне комплименты. Я знаю, какая я есть.
- Ни с кем? И никогда?
- Нет.
- Не понимаю. Почему?
- Очень просто. С одним мне хотелось дружить, но из этого ничего не вышло.
- Обманул?
- Допустим.
- Одноклассник?
- Что вы!
- Вам не хочется о нем говорить?
- Пожалуй… Не очень. И все же я говорю. Хотя это вряд ли относится к делу.
- Я спрашиваю только потому, что хочу лучше вас узнать.
- И завербовать? Келемен громко рассмеялся.
- Мне и в голову это не приходило. Знаете, все дело в том, что такая уж у меня профессия. Приходится разговаривать со многими людьми, и хорошо, если удастся
разгадать, что представляет собой человек, с которым беседуешь.
- Ну, хорошо. Раз уж мы договорились, я буду откровенна.
Она взглянула на Келемена, ожидая, что он будет спрашивать. Но Келемен не спрашивал. Наступила неловкая пауаа. Вильма опустила голову, потом подняла.
- Ну, ладно. Скажу. Он художник. Еще не прославившийся. Тридцати четырех лет. Имя не .имеет значения, впрочем, зовут его Альфредом Шоммером. С ним бы я дружила. Но он не захотел. Сказал, что не может связывать себя ни с кем. Единственная его любовь - искусство. Пять дней мы встречались, на шестой он прогнал меня. Словом, не прогнал, а оказал только, что все кончено.
- Что-то долго варился у тебя кофе, Манци,- обратился Келемен к жене, которая входила в иомнату с подносом в руках.- Опять сломалась кофеварка?