— Не надо! — остановил ее Гершфельд. — Я пришел поработать над важным документом и хочу, чтобы мне не мешали… Понятно?! Никому о том, что я здесь, — ни слова! — бросил он и прошел в кабинет.
Стук в дверь повторился. Гершфельд кинул взгляд на часы. Было четверть девятого. Прошла уйма времени, а он ничего не успел сделать. «Не открою, — решил Гершфельд, — постучат и перестанут».
— Стучи сильнее, Сильва! — услышал он голос бегущего по коридору Гогоберидзе.
В дверь несколько раз ударили кулаком.
— Исаак, открой! Я знаю, ты у себя, — крикнул Шалва Зурабович.
— Что случилось? — не подходя к дверям, буднично спросил Гершфельд.
— У кавказца психический срыв. Орёт, что сходит с ума… Шпарит по-персидски… Несёт ахинею о какой-то своей связи с бесом… Просит сделать ему депрессант «зет».
Гершфельд распахнул двери.
— Не стыдно тебе? Ну что раскудахтался? — стоя на пороге, спросил он. — Неужели не ясно? У человека естественная реакция на тюремную камеру и бессонные ночи… Давно пора.
Гогоберидзе пожимает плечами.
— Я же должен доложить…
Профессор его уже не слушает. Он переводит взгляд на Хачатурян.
— Сильва Ашотовна, что вы предприняли?
— Ввела ему двойную дозу нашего обычного успокоительного.
— Разве «зет» отсутствовал?
— Был… Но мало ль чего он потребует.
— Ну, а что тогда вы прибежали ко мне?! Возвращайтесь к нему. И больше чтобы я вас не видел и не слышал!.. Всё!
Гершфельд с силой захлопнул дверь.
