А боцман с палубной командой уже распоряжался на баке. Кто-то из матросов удачно зацепил торпеду длинным отпорным крюком. Боцман тут же перемахнул через леера, ухватился левой рукой за стойку и, изловчившись, защёлкнул замок троса за её рым. Небольшая волна всё же успела стегануть его, но он тут же впрыгнул на палубу и стал заводить торпеду за корму.
Буксировка и сдача её на «Медузу» отняли чуть больше пяти минут. Там, подхваченная талями, она скользнула вверх гигантской сигарой и опустилась на палубу.
Катер лёг на обратный курс.
Атака лодок продолжалась. Устилая поверхность моря пенистыми узкими дорожками, с различных румбов проносились торпеды. Катер с трудом поспевал отбуксировывать их на «Медузу».
К вечеру, когда торпедные стрельбы уже подходили к концу, неожиданно налетел тугой нордовый ветер, взметнул на палубу хлесткие гребни, ошалело завыл в широких раструбах, с присвистом ухнул в покатый козырек рубки.
В Беринговом море по осени шторм зачастую налетает внезапно, набирает силу в считанные минуты.
Катер, зарываясь носом в волну, ощупывал прожектором гудящую темень. Где-то среди этих водяных глыб металась последняя, восьмая торпеда.
Лейтенант Буров, продрогший, смертельно уставший, стоял на мостике и до рези в глазах вглядывался в ухабистую, ревущую поверхность. Катерники, удерживаясь за поручни рубки, напряжённо следили за скачущим по чёрным волнам лучом прожектора. Времени оставалось в обрез: после всплытия торпеда могла удержаться наверху не больше сорока минут...
К последней торпеде катер подходил дважды, и дважды Буров не решался застопорить ход, проскакивал мимо. Торпеда то проваливалась вниз и исчезала из виду, то вдруг взметывалась на гребень волны и начинала хищно рыскать по сторонам оголённым наполовину, скользким, блестящим корпусом. Малейшая неточность при подходе к ней могла стать роковой.
Буров ни на секунду не снимал окоченевших рук о машинного телеграфа, обозлённо глядел на торпеду, которая, словно разыгравшийся дельфин, металась в нескольких метрах от борта. Выхода, казалось, не было. Буров как-то сразу почувствовал себя слабым, неумелым человекам, которому по ошибке доверили непосильное дело. И ещё он почувствовал, что скисает, что наступает апатия. Это было опасно — он понимал. Озлобляя, лезли в голову слова комдива: «Я вижу... всё вам кажется скучным, будничным. Подавай вам такое, где бы можно было размахнуться во всю ширь на первом году службы: мол, не глядите, что только из училища...»
