Об этом я подробнее расскажу позже, когда речь пойдет о различии между людьми и жителями Фа-ре-ми-до в отношении к проблемам рождения, жизни и смерти.
Считаю также преждевременным рассказывать о том, сколько видов рабочих операций по производству соль-ля-си мне удалось увидеть за то время, пока я продвигался вдоль длинных монтажных столов, ибо не только назначение, но даже конструкция большинства органов будущего соль-ля-си были недоступны тогдашним моим знаниям. Замечу лишь, что в конце зала на круглом стенде я увидел уже полностью собранного неподвижно стоявшего соль-ля-си. Вокруг него сновали рабочие и, казалось, налаживали тот самый механизм, который на нашем земном языке называется мотором: в какой-то патрубок заливали жидкость и все время снизу что-то подкручивали. Уходя, я услышал, как внутри “новорожденного” зазвучала музыка, и, оглянувшись, увидел, что он медленно поднял голову и стал озираться вокруг.
Автор учится языку соль-ля-си. — Небольшое отступление о моем физическом и внутреннем самочувствии. — Наука о познании. — Больные соль-ля-си, — Несколько слов о “музыке сфер”.
Слишком утомительно было бы в хронологическом порядке излагать во всех подробностях историю тех нескольких месяцев, которые истекли с момента моего прибытия в Фа-ре-ми-до и до того дня, когда я, правда весьма коряво и с запинками, научился кое-как объясняться на языке соль-ля-си и понимать смысл того, о чем они говорили. Строго говоря, обучение языку длилось дольше, чем я полагал: на мой мозг обрушилось такое количество новых впечатлений и с такой стремительностью, что я потерял счет времени и совсем забыл, что время здесь измеряется иначе. (Сутки в Фа-ре-ми-до в два-три раза длиннее, чем на Земле).
С другой стороны, обилие впечатлений так захватило меня, что поначалу я очень смутно понимал, что происходит лично со мной как с индивидуумом; в памяти запечатлелись уроки, полученные от столкновения со здешней действительностью, и стерлось все, что касалось моего физического самочувствия. Я испытал на себе, что разум, который по нашему убеждению, призван познавать мир, обнаруживает свою высшую способность в те моменты, когда забывает о самом себе, чтобы впитать и систематизировать представления о внешнем мире.
Со своим гостеприимным хозяином, которого звали Ми-до-ре, я впоследствии немало рассуждал об этом свойстве разума. Однако, как ни пытался я объяснить ему со всем усердием, что мы, люди, понимаем под понятием “человеческий мозг”, он был не в состоянии это уразуметь. “Немыслимо, — говорил он, чтобы инструмент, созданный из тех же бренных материалов, что и ваше тело (так он называл нашу плоть и кровь, не имеющих слов-соответствий на языке соль-ля-си), был бы способен выполнять работу мозга, то есть постигать взаимосвязь вещей”.
