В ней также было совсем мало мебели — стул, умывальный таз на табурете и безобразная кровать XVIII столетия под огненно-красным балдахином. Но взгляд мой остановился на другом — на человеке, лежавшем на кровати.
Может ли зрелище человека, мирно спящего на кровати, быть ужасным и противоестественным? В тот раз я убедился, что может. Постель была не разобрана; он спал прямо поверх одеял, скрестив руки на груди, совершенно одетый, не сняв даже сапог, только ворот рубашки, столь же отвратительно красной, как балдахин, распущен у горла. Поза его была ненатуральной и застывшей; вначале я принял его за слугу, решившего поваляться на господской постели и притворившегося, что не слышит шагов. Но тут же я понял, что стараюсь убедить себя в заведомой глупости, ибо лежавший на постели был, несомненно, знакомый мне по газетным портретам Мирослав Эминович, и одет он был в костюм цвета гречишного мёда…
Читатель, конечно, догадается, что все эти мысли пронеслись у меня в голове в течение считанных секунд. Потому что человек, лежавший на кровати, подскочил и сел, и в руке у него оказался маленький браунинг.
— Ни с места, — приказал он, направив дуло на меня. — И ещё лучше, сядьте на стул. Вот так.
Я понял, что шутить он не собирается — и одновременно понял, как сильно рисковал. Хозяин, Мирослав он или не Мирослав, мог запросто сдать меня в полицию — я незаконно вторгся в частный дом и, как ни крути, правда была на его стороне. Мне ничего не оставалось делать, как только проследовать к стулу и послушно сесть. Не опуская пистолета, тот, на кровати, спустил ноги на пол и вновь обратился ко мне:
— Кто вы?
— Корреспондент журнала «Презент энд Модерн Лайф», — быстро ответил я. Я счёл благоразумным говорить правду.
— По какому праву вы залезаете в чужие дома?
— По праву истины, — дерзко сказал я, решив пойти ва-банк. — Мой долг — выяснить, кто вы в действительности и какое отношение имеете к мистеру Мопперу и его книге. Поскольку вы не спешите помогать в прояснении ситуации, мне приходится брать кое-какую инициатив на себя.
— Хорошо, — презрительно обронил мой захватчик, и его губы искривились в иронической усмешке. — Я Мирослав-боярин. Это вас устраивает?
— Не очень-то, — я набрался храбрости, видя, что он упустил момент и теперь уже в меня не выстрелит (да и кому охота связываться с английским законодательством?).[11] — Вы даже не похожи на героя романа по внешности. У вас есть более веские доказательства, чем пуля в журналиста?
