Я рассмеялся.
— Я бы выбрал и то и другое. Я думаю, одно другому не помешает.
— Как знаете, — сказал Мирослав, поигрывая ложечкой. — Итак, если вас интересует — я Мирослав Эминович, представитель знатного рода из Слатины.
— Ага, — кивнул я. — И при этом одновременно портной и бывший партизан из национально-освободительного движения. Все это уже слышали.
— Вы не верите? — переспросил Мирослав. Я пожал плечами.
— Это не имеет значения. Даже если это и правда, она никак не связана с романом. Кстати, этот ванильный крем гораздо удачнее всякой литературной стряпни: мои поздравления миссис Браун.
— Я рад, что вам понравилось, — радушно проговорил Мирослав. — Мне кажется, вот это печенье должно понравиться вам ещё больше. Скажите, а вещественное доказательство убедило бы вас в том, что я тот, о ком идёт речь в романе?
— Возможно, — сказал я с сомнением, не понимая, куда он клонит. Мирослав положил ложечку на скатерть.
— Я кое-что принёс сегодня специально для вас.
Он встал со стула и скрылся за живой изгородью. Я услышал, как хлопнула стеклянная дверь в доме, выходившая в сад; вскоре он возвратился. В руках он держал что-то тускло блестящее. Это оказался кривой восточный нож необыкновенной красоты; я видел раньше такие вещи только у богатых коллекционеров и догадался, что это может стоить целое состояние. Он положил нож на край стола. И ножны, и рукоятка были покрыты позолотой и украшены рубинами; на ножнах из рубинов был выложен прыгающий лев — а может быть, дракон, не знаю. Я потрогал потускневшее золото, понимая, что передо мною что-то редкостное и, безусловно, очень старое.
— Это не турецкая работа, — сказал Мирослав, — вернее, турецкий только клинок. Остальное делали у нас. Магометанство запрещает изображать животных.
Он помолчал, потом прибавил:
— Этот нож описан в романе на пятьдесят девятой странице.
— Это ничего не доказывает, — возразил я. — Писатели сводят воедино самые разные предметы. К тому же вещь может быть изготовлена по литературному описанию.
Я и сам понимал, что последнее добавление — чепуха; тесак несомненно был старинным, но мне почему-то хотелось противоречить.
— Это не подделка, — Мирослав освободил клинок от ножен. — Это настоящая турецкая сталь, секрет которой утерян. И очень острая.
Он нагнулся и вытащил из зарослей можжевельника предмет, заставивший меня вздрогнуть. Это была корзинка с двумя беспородными щенками, белыми и мохнатыми. Что-то приковало меня к месту; не в силах пошевелиться, я наблюдал за его действиями, и за щекой у меня застрял кусок непрожёванного печенья. Приподняв решётку, Мирослав ловко выхватил одного щенка и, держа его на весу за хвост, взял в правую руку тесак. В одно мгновение он подбросил щенка в воздух и отсёк ему голову.
