(Наш художник Сидни Сайм показывает гостю эскиз его портрета; тот разглядывает и улыбается.)
М. Э.: Знаете, вы меня изобразили таким джентльменом, что я даже смутился. Дайте-ка на минутку.
(Берёт перо и несколькими уверенными движениями поправляет рисунок, подчеркнув ямку на подбородке и вывернутый край нижней губы.)
Вот так. А в основном неплохо, оставьте как есть.
Корр.: Большое спасибо за интервью, мистер Эминович. Надеемся снова увидеть вас у нас в гостях.
Письмо Сомерсета Моэма
Алистеру Мопперу, 10 апреля 1913 года
Дорогой мой Алистер, наслышался я о твоих недавних проделках. Что это за Эминович, которого ты выставил на обозрение в качестве прототипа Мирослава-боярина? Неужели это твой ответ на моего «Мага», и ты хочешь убедить публику, что твой Мирослав-боярин не менее реален, чем мой Оливер Хаддо? К чему весь этот театр? Мне передали, будто на роль живого Мирослава ты назначил какого-то низкорослого усатого хорвата, промышляющего шитьём дамских платьев. Если уж ты решил разыграть наших доверчивых читателей, то мог бы подыскать кого-нибудь более похожего. И вообще, зачем поднимать твоего героя из могилы, если в конце романа он убит? Всё это пахнет романтизмом самого дурного тона, которому после Проспера Мериме с его «Гузлой» никто не поверит. Да и Эминович — не Магланович.
Только не думай, всё это не отменяет моего восхищения твоим романом. Твой «Мирослав боярин» — вещь на века; думаю, он переживёт моего «Мага» — по части выстраивания мистических сюжетов мне с тобой не сравниться, скажу без ложных комплиментов. Тебе колоссально повезло — на долю твоего романа выпал невероятный успех; бога ради, не опошляй его, не позорься со своим черномазым портным.
Всегда твой
Сомерсет Моэм
Письмо Алистера Моппера
Сомерсету Моэму, 12 апреля 1913 года
Дopoгoй мой Китайский, опять ты проявляешь свою язвительную сущность, притом тогда, когда тебя об этом не просят. Для тех, кто не видел Мирослава Эминовича, спешу сообщить, что:
— первое, он не хорват, а мунтьян, родом из Слатины;
— второе, он отнюдь не черномазый, а всего только смуглый, и притом светлее любого испанского герцога;
— третье, он не только портной, вернее совсем даже не портной. Он также историк-любитель и владеет лучшей в Европе частной коллекцией старинных рукописей. Я сам пользовался его библиотекой, когда писал роман.
Что же касается несходства его внешности с романным описанием, то сознаюсь, что внешность я ему выдумал. И ты меня поймёшь, почему — читатели склонны верить больше банальному демонизму, чем попытке описать небанальное лицо. Однако персонаж действительно списан с него. У Мирослава была очень бурная биография: в молодости он сражался в партизанском отряде против турок, самолично отрубая саблей головы пленным. Там он приобрёл некоторые ухватки, описанные в книге. Водится за ним и ещё много чего, помимо отрубленных голов; у него врождённое свойство добровольно влезать в тёмные истории, чем я и воспользовался для своего романа. Относительно же твоей реплики о поднятии героя из могилы скажу, что это зависит не от меня — он сам решает, когда и откуда ему подниматься. Я, например, не просил его являться в
