«Действительно, – думал он, – что происходит?». Сырые листья промолчали в ответ под его ногами и он, совершенно забыв о празднике, не заметил, как уже добрался до озера, которое было небольшим, таким, что, стоя на одном берегу, можно было разглядеть лицо стоящего на противоположной стороне. Он остановился, рассматривая все побережье.
Вдоль другого берега гуляла девушка с огромной московской сторожевой. Собака важно сопровождала свою хозяйку, а девушка шла так тихо и спокойно, что, казалось, она была какой-нибудь царицей, обходившей свои владения. Ее тускло-розовый плащ с надетым на голову капюшоном делал ее похожей на средневековую принцессу. Она, конечно, не была королевской особой, но, если бы все же была, то, наверняка, стала бы королевой осени. Сережа наблюдал за ней, ему показалось, он вот-вот увидит сюжет очередного своего рисунка. Девушка обернулась в его сторону, улыбаясь, замахала руками, словно взлетела.
– Сережа! – окликнула она его.
Он был ошеломлен, как будто нырнул в холодную октябрьскую воду: напротив него (надо лишь переплыть) стояла Таня Левина, та, которая всегда садилась на последнюю парту и никогда не тянула руку для ответа, но все же могла ответить на любой вопрос учителя, если ее спрашивали. Однако все это было совсем не важно для Сергея. Он направился к ней.
– Привет! Почему ты не на балу? – с усмешкой поинтересовался юноша.
– А ты?
– Я первый спросил. Впрочем, не хочешь – не отвечай.
– Извини, у меня плохая привычка отвечать вопросом на вопрос. Я просто не знаю, почему у меня нет желания идти на вечер. Наверное, от скуки не убежишь.
– Тогда, почему ты скучаешь?
– А ты тоже?
Они посмотрели друг другу в глаза, поймали один и тот же взгляд, который дал понять, что, если им продолжить задавать друг другу эти нелепые вопросы, то их разговор превратится в сплошную неопределенность.
– Ларсон! Ко мне!
Собака подбежала к хозяйке, потом подошла к Сереже, недоверчиво стала обнюхивать его одежду.
– Надеюсь, что она у тебя добрая собака, – опасливо поглядывая на пса, сказал он.
– Что ж, надейся, – пошутила Таня гладя Ларсона по мохнатым ушкам.
Дождь снова стал моросить; подул легкий ветерок, который, казалось, унес все слова, и между ними наступило некоторое молчание. Сережа думал о том, почему он сразу не заметил в этой девушке какую-то, впрочем, совсем не приметную, черту характера. Поначалу он видел в ней обычную скромницу, стесняющуюся даже в глаза взглянуть. А теперь в ней чувствовалась что-то таинственное, то, что можно разгадывать. Вскоре им стало неловко молчать. Таня вновь окликнула непоседливого Ларсона, а собака так неутомимо резвилась, что чему-то обрадовавшись, сделала трюк, о котором ее не просили.
