Добравшись из тренажерного зала до дома, он лег в ванну и пустил туда горячую воду, почти кипяток. Но припарки не помогли. На следующий день Шахов не смог встать с постели: любое движение – даже попытка сжать пальцы в кулак – вызывало страшную боль, которая мгновенно распространялась по всему телу.
Поход Андрея в тренажерный зал спровоцировал Макс. На уроке физкультуры класс сдавал нормативы. Шахов смог отжаться на руках всего десять раз (на четверку надо было двадцать), и Кривцов при Катьке и других девчонках назвал его дохляком и даже шутя пнул друга под зад.
Макс считался лучшим легкоатлетом школы: бегал на короткие и длинные дистанции, прыгал в длину, играл в баскетбол, волейбол и регби. Футбол и хоккей – само собой. Стеллажи в его комнате были уставлены кубками, на которых гроздьями висели вымпелы, а под грамоты за спортивные достижения Максова маман выделила целый ящик в серванте.
Сопровожденного пинком «дохляка» класс встретил дружным хохотом. Андрей даже не обернулся. Едва сдерживаясь, чтобы не побежать, быстрым шагом пошел к дверям. Кривцов догнал его в три прыжка. Перед самым носом захлопнул дверь. И за-орал прямо в лицо:
– Андрюха, ты чего?! Обиделся, что ли?! Ну и дурак! У тебя ж весь класс математику и тесты по истории с обществоведением списывает! И я в том числе! Ну и скажи мне в следующий раз, что я дебил!
Глядя другу прямо в глаза, Шахов неожиданно резко отодвинул Макса от двери. Его шаги по коридору звучали четко и громко, будто ноги были обуты не в кроссовки, а в солдатские сапоги.
В тот же вечер он пошел в тренажерный зал, а когда вернулся, матери строго наказал: никому, в том числе Максу (Максу особенно!) не говорить, где он угробился; никого (особенно Макса!) в дом не пускать, а если будут звонить – его к телефону не подзывать.
Антонина Петровна была так напугана состоянием сына, и физическим, и, главное, душевным, что выполнять его наказ и не собиралась. Назначив Максу по телефону встречу в соседнем скверике, который не был виден из окон их с Андреем квартиры, и едва кивнув в ответ на его приветствие, сразу спросила, что стряслось. Кривцов честно рассказал об инциденте, произошедшем в спортзале.
– Эх, Максим, Максим! – тяжело вздохнула Антонина Петровна. – Что ж вы такие жестокие-то друг к другу, нечуткие! От кого другого он это, может, и вытерпел бы, но от тебя… Андрюша расценил твое поведение как предательство. Лежит сейчас, плачет – то ли от боли, то ли от обиды, твердит, что в школу больше не пойдет.
