Выйдя из каморки армянина, Кривцов оказался в кромешной темноте. Зажег фонарь и, присев у стены на корточки, развернул карты: сначала основную, запаянную в полиэтилен, потом – на кальке. Наложил одну на другую. Ближайший выход на землю был совсем рядом, в Армянском переулке.
«Твою мать! – про себя выругался Кривцов. – Армянин же сказал, что его через Армянский под землю спускали! Потому в память и врезалось: армянин – через Армянский. А меня заставили три километра тащиться, сволочи. Конспираторы гребаные!»
Злость (такой вот редкий случай) оказалась в облегчение. Шагая по галерее, а потом по коридору с низким, сантиметров на десять не достававшим до его макушки сводом, Кривцов уже не задыхался. Отметив это, от намерения подняться наверх Макс все же не отказался. Мало ли, вдруг от новообретенных друзей придется спасаться бегством? Митрич долго не протянет, а с его смертью сойдет на нет и гарантия безопасности. Колян вон, хоть и разговоры разговаривает, встретить-проводить согласился, а дай ему волю… Макс несколько раз перехватывал его взгляд – опасливый, вприщур. Как у затаившегося зверя или пса-волкодава, только и ждущего, когда хозяин бросит поводок и скомандует: «Фас!»
Время от времени Кривцов, непривычный к хождению с фонариком, спотыкался о коробки из-под соков и пивные банки. Потом-то он даже конфетные обертки и скомканные сигаретные пачки на полу разглядел. Похоже, этим ходом подземные жители пользовались постоянно. Разбросанные всюду приметы цивилизации сыграли свою роль – передвигаться по подземному коридору Максу было совсем не страшно. Он даже попинал пустую жестянку, обойдя невидимых полузащитника и защитника и запузырив гол в воображаемые ворота.
Ведущая наверх лестница была гораздо короче той, по которой он спускался на Патриарших. Закрывавшую вход в шахту решетку тоже удалось сдвинуть с места без особого напряга. Макс выбрался на поверхность и полной грудью вдохнул прокисший от сырости безморозный воздух. Фонарь решил с собой не тащить – спрятал в углу двора, за раздолбанной коробкой из-под телевизора.
Выйдя на Маросейку, Кривцов двинулся к памятнику героям Плевны. Ему захотелось побродить по безлюдному наверняка – в четвертом-то часу ночи! – скверу, посидеть на лавочке. На углу Маросейки и Лубянского проезда он замедлил шаг и, оглядевшись, хотел уже было шагнуть на пустынную проезжую часть, как вдруг услышал шум двигателя – со стороны Славянской площади на большой скорости мчалась машина.
