Витек посмотрел на Макса как на малое неразумное дитя или как на юродивого.
– Ну, хорошо, – правильно прочел его взгляд Макс. – Пусть даже в СИЗО. Но там хоть сухо, светло, жратву три раза в день дают и по башке никто исподтишка не вдарит. Посижу немного, отосплюсь, а там и разберутся.
– Да, брат, представления у тебя насчет СИЗО… Давай рискни.
Повернувшись, Витек пошел в сторону ведущей наверх арматурной лестницы.
– Ну чего ты?! – кинулся вслед Макс. – Конечно, ты лучше знаешь.
– Это точно, – оборвал его Витек. – Смотри с маршрута не сбейся. И не топчись здесь, иди: Митрич тебя уже ждет.
Выбравшись на поверхность, Виктор и Андрей задвинули решетку обратно, а сверху и ее, и оставшийся лежать в сторонке стальной лист забросали сиденьями от старых стульев, разбитыми ящиками из-под фруктов и другим хламом, в изобилии валявшимся на задворках гаражей-ракушек. За воротами попрощались. Милашкин чуть не бегом рванул в сторону «Баррикадной», а Шахов сказал, что хочет пройтись…
В метро Андрей спустился на «Пушкинской». В вагоне было полно свободных мест, и, устроившись на пустом трехместном диванчике слева от двери, он намеревался подремать, но лицо сидевшей напротив девушки показалось ему знакомым. Шахов наморщил лоб, стараясь вспомнить, где они встречались, когда девушка вдруг подняла глаза и посмотрела на него в упор. И тут Андрюху озарило: да это ж та самая жертва боди-арта!
Дело было прошлым летом. Шахов возвращался домой первым поездом метро с какой-то пьянки. На второй или третьей станции в вагон, где ехало человек двенадцать – пятнадцать (почти все – мужики), вошла девица. Стройная, длинноволосая, ростом под сто восемьдесят, в обтягивающих, закатанных до колена брючках и завязанной на животе яркой рубашонке. Лицо и оставшиеся неприкрытыми участки тела отливали всеми цветами радуги. Шахов тогда безошибочно определил: принимала участие в ночной веселухе, где девочек украшали мастера боди-арта, а смыть макияж наверняка было негде. Девица тем временем занялась приведением себя в пристойный вид. Достала из большой сумки зеркальце, упаковку влажных салфеток и старательно протерла лицо. Затем из недр баула появились кроссовки и носки. Жертва боди-арта сняла босоножки на гигантских каблуках, раскатала штанишки, которые в развернутом виде прикрыли две трети разукрашенных икр, натянула на свой педикюр белые носочки с трогательными детсадовскими кружавчиками, обулась в кроссовки. Когда красотка стала развязывать узел рубашки на плоском животе, Андрей счел нужным отвернуться. И тут только заметил, что все сидевшие в вагоне мужики плотоядно, как вынужденные поститься мясоеды на кусок буженины, смотрят на послужившую неизвестному художнику полотном мадемуазель. Некоторым, оказавшимся в отдалении от объекта, пришлось неестественно вывернуть шею, и, посиди они в эдаком положении еще минут пять, визита к мануальному терапевту было бы не избежать. А девица между тем, ничего и никого вокруг не замечая, расстегнула молнию брючек и принялась запихивать под ошкур края рубашонки. Процедура превращения в скромницу завершилась расчесыванием длинных, пепельного цвета волос. Девица опустила голову вниз, гриву перекинула вперед и с полминуты водила по волосам щеткой. Нанесение последних штрихов к портрету маменькиной дочки пришлось на остановку, и злую реплику бабищи в длинной юбке и кардигане с вытянутыми локтями: «Ты б еще прокладку прям здесь поменяла», – слышал весь вагон. Но блондинка в сторону бабищи даже не взглянула. Она посмотрела на Андрея и едва заметно ухмыльнулась, будто приглашая разделить ее презрение и к тетке в кардигане, и к этому таращившемуся на нее со всех концов вагона мужичью.
