– Ты ведешь себя так, будто я притащила их сюда. Ты пригласил их, Руперт.
– Вовсе нет; Мать пригласила его. А он привез Сент-Джонов, этих нахлебников, которым потакает. Какая наглость!
– Он спросил разрешения привести их?
– Какое это имеет значение?
– Так он спросил разрешения или нет?
– Да, он это сделал, но не должен был их привозить, мы незнакомы.
– Хорошо, теперь мы познакомились, не так ли? – Дженна поверить не могла, что защищает Сент-Джонов и право графа включить их в число гостей. Лучше бы ее глаза всех их не видели.
– Знаешь, я победил его в стрельбе.
– Ты? Руперт, ты ужасно стреляешь.
– Именно я.
– Должно быть, он позволил тебе победить.
– Нет! Он паршивый стрелок, несмотря на его бахвальство о рекордах. Хорошо, что он служил под командованием Нельсона, а не Веллингтона. Ясно как день, что ему надо стрелять из пушки, чтобы куда-нибудь попасть.
– Руперт, будь выше этой мелочности.
– Хорошо. – Его безупречная осанка поникла, он фыркнул. – Давай не будем ссориться, – сказал он вполголоса.
– Как я полагаю, это извинение?
– Ты его ждешь? – вздрогнув, проронил он.
– Не отвечай вопросом на вопрос, Руперт. Ты знаешь, что сделал. Это ужасная невоспитанность. Да, я ждала извинений. Ты хамски вел себя вчера вечером и поставил меня перед всеми в неловкое положение.
– Я ожидал извинений от тебя, – недоверчиво протянул Руперт.
– За что? За то, что я лишилась чувств, увидев человека, похожего на убийцу моего отца?
– Нет, за голодный обморок, когда дом так набит едой, что можно накормить армию Веллингтона.
– Ты согласен с моей мамой.
– Она беспокоится о тебе, Дженна.
– Она беспокоится, что я могу расторгнуть помолвку, а это повредит ее положению в обществе.
Руперт уставился на Дженну.
Почему в этих пустых ореховых глазах ничего нет? Почему от его взгляда не стучит ее сердце, не слабеют колени?
– Так вот что у тебя на уме? – мрачно спросил Руперт. – Я люблю тебя, Дженна.
– Тогда я предлагаю тебе до конца уик-энда обдумать, кто перед кем должен извиниться. От этого будет зависеть, что у меня на уме.
День прошел без происшествий. Дженна вернулась в свои покои переодеться к обеду, назначенному на восемь. Леди Холлингсуорт настаивала, чтобы она надела вышитое платье из узорчатого шелка цвета полыни, уверяя, что это придаст ее серебристо-серым глазам оттенок морской волны. Дженна предпочла бы платье цвета бургундского с бутонами роз по краю, но согласилась на зеленое, чтобы не спорить. Это ее первый торжественный обед после траура, и она с радостью надела бы платье любого цвета после года мрачных черных материй.
