Эмили ждала, чтобы помочь Дженне раздеться. Изящное творение мадам Флобер бесформенным комом упало к ее ногам на цветастый ковер. Дженна пнула платье, и перышки взвились в воздух. Как Руперт посмел оскорбить ее перед всеми гостями? Как посмела мисс Златовласка… Сент-Джон… леди Как-Ее-Там сказать ей, что она выглядит ужасно? Эта женщина остановилась в Кевернвуд-Холле, под одной крышей с этими чувственными сапфировыми глазами.
Едва горничная помогла ей надеть ночную рубашку, как стук в дверь положил конец атакам Дженны на крылатый наряд.
– Если это мама, я уже легла, Эмили, – предупредила девушку Дженна. И, закрыв дверь в спальню, вскарабкалась на кровать под балдахином на тот случай, если мать не поверит горничной.
Секунду спустя ее насторожил свет.
– Это я, миледи, – предупредила Эмили.
– Входи, – облегченно вздохнула Дженна.
Горничная протянула ей запечатанное послание. Дженна не потрудилась взглянуть на печать. Как Руперт смел думать, что может исправить ситуацию, нацарапав на бумаге несколько пустых слов? Дженна смяла письмо в комок и отбросила в сторону.
– Оставь меня! – всхлипнула она, зарывшись вспыхнувшим заплаканным лицом в подушку.
Внизу продолжался бал. Должно быть, уже объявили о помолвке, и гости сняли маскарадные костюмы. Все официально свершилось: она обручена с виконтом Рупертом Марнером. Дженна почти слышала, как скрипки играют очередной скандальный венский вальс, похожий на тот, когда Кевернвуд пригласил ее на танец. Он, вероятно, сейчас скользит по полу с мисс Златовлаской, и, как в ее воображении, их тела чуть касаются друг друга, его теплая рука твердо держит девушку за талию и ведет в такт музыке. У Дженны упало сердце. Если бы на нем не было этого ужасного костюма! Новые слезы, горячие и соленые, потекли из-под опущенных век. Когда она превратилась в фонтан слез? Дженна безжалостно колотила подушку и, наплакавшись вдоволь, уснула.
Наутро Дженна не спустилась к завтраку. Поднос принесли ей в комнату, но она не притронулась к еде. Мать не появлялась, это означало, что она все еще сердится. Дженна была почти благодарна ей за это. Она нежно любила мать, но бывали моменты, когда леди Холлингсуорт ее раздражала. Сейчас был именно такой случай. Неужели стремление матери породниться домами и воспользоваться выгодами этого союза важнее счастья дочери? Неужто легче усугубить унижение дочери, чем защитить ее, из страха потерять расположение могущественных Марнеров? Очевидно, так. Отец никогда бы этого не потерпел.
