Геннадий действительно понимал толк в подобных каверзах. Не далее как месяц назад он участвовал в сборе компромата на главу районной администрации Георгия Алексеевича Санина, который враждовал с начальником отделения полковником Козлодоевым. Вступив в должность, Санин попытался ограничить милицейский беспредел, чем вызвал лютую ненависть «стражей порядка». Засучив рукава, они принялись строить ему различного рода пакости. Например, выкопали информацию, что в конце семидесятых Георгий Алексеевич, получивший контузию во время штурма дворца Амина, несколько месяцев состоял на учете в психоневрологическом диспансере.[4] Компромат немедленно сделался достоянием местной газетенки. Жители района, за исключением нескольких закоренелых болванов, не обратили на него ни малейшего внимания. Однако полковник Козлодоев, по глубокому убеждению Бабаева, являлся именно болваном, причем абсолютным, и потому он имел все основания опасаться подобных подлянок со стороны сослуживцев. Геннадий яростно заскрежетал зубами, проклял гадов-коллег и вдруг вспомнил о старом приятеле Жене Красавцеве, враче-психиатре, работавшем в расположенном неподалеку дурдоме. «Нужно встретиться с ним в неофициальной обстановке, покалякать за жизнь и ненавязчиво прощупать интересующую меня тему», — решил капитан. Бабаев поспешно оделся, причесался, спрыснулся душистым одеколоном и направился в психиатрическую лечебницу…
Евгения Аркадьевича Красавцева на работе не оказалось.
— Болеет, — на вопрос Геннадия о причине отсутствия Красавцева сухо ответила дежурная медсестра.
— Это, надеюсь, не заразно? — забеспокоился капитан.
— Гм, кому как! — на губах женщины промелькнула недобрая усмешка.
— Так что с ним?! — настаивал Бабаев.
— Если вам очень интересно, загляните к нему домой. Сами увидите! медсестра уткнулась в какой-то журнал, и больше Геннадий не сумел вытянуть из нее ни слова. Пришлось идти на квартиру к Красавцеву.
Врач-психиатр проживал в старом, но добротном доме, выстроенном приблизительно в середине пятидесятых годов. Поднявшись пешком на третий этаж, Геннадий позвонил в обитую черной клеенкой дверь. Изнутри донеслись шаркающие шаги, кряхтение, сопение и гулкий кашель. Наконец приоткрылась узкая щелочка. В нее выглянул кусок взлохмаченной бороды и налитый кровью глаз.
— Кто там? — прохрипел настороженный голос.
— Это же я! Гена Бабаев! Неужто не узнаешь?! — воскликнул капитан. Звякнула цепочка, и дверь со скрипом отворилась. Врач-психиатр выглядел паршиво: спутанная борода, шальные глаза, опухшее лицо, трясущиеся руки с нестрижеными ногтями… Довершали картину мятые трусы до колен.
