Подле берега на тихом газу тащилась лодка. Управлял ею Генка Гущин — здешний, игарский, парень. Посреди лодки на мешках с луком лежала кверху лицом Катя и сонно щурила темно-серые глаза в низкое северное небо. Катя — гостья у Генки Гущина и первый раз в Заполярье. Вот Генка и уговорил ее скататься на его лодке за луком.
Тарахтит моторишко, волна от лодки раскидывается на стороны. Одна в берег ударяется, другая катится по водной глади, но даже середины реки не достигнув, изнемогает, успокаивается. Широк Енисей. Тих Енисей. Неоглядна даль его.
Генка лениво рулит и щурится. Катя первый раз видит его таким присмиревшим, утихомиренным и, кажется, только сейчас и разглядела по-настоящему. У Генки жесткие, почти светлые волосы. Они осыпаются на правый глаз, но он их не подбирает, привык видно. Брови и ресницы у него тоже светлые, а лицо с прикипевшим обветрием. Удивительно живыми и ясными кажутся на этом лице глаза. Они у Генки, как недозрелые смородины — даже прожилки есть, коричневые.
Тарахтит моторишко. Бежит лодка. Сидит за рулем Генка, смирный и тихий. Катя смотрела на него, улыбаясь. Генка, наконец, заметил ее пристальный взгляд и, немного смешавшись, спросил;
— Чего лыбишься?
— Да так, — пожала плечами Катя и рассмеялась: — Вспомнила, как мы познакомились.
— А-а, пужанул я вас тогда, х-хы!
Было это зимой в доме отдыха, близ Красноярска, где отдыхала Катя вместе с подругами. Отдыхали всей бригадой. У них стало законом все делать вместе, даже отдыхать. Сидели девушки как-то в сосновом бору на скамейке, подошел к ним парень в каракулевой шапке набекрень, в полупальто нараспашку и без лишних слов предложил:
— Давайте знакомиться, — и сунул руку той девушке, что с края сидела: — Гущин, стивидор!
Насладившись произведенным эффектом, Генка хохотнул и дал разъяснение:
— Это значит — грузчик.
Этот самый Генка-стивидор начинал говорить, как только просыпался, и кончал говорить, когда засыпал. Впрочем, и во сне он продолжал что-то бормотать и вертелся в постели так, что простыни к утру оказывались на полу.
Дружил он со всеми девчатами подряд и всех заговорил до смерти. На прощание переписал адреса и приглашал в гости на «край света». Все девчата дружно обещали приехать туда.
С Катей у него были такие же отношения, как и с остальными девушками, но она менее снисходительно относилась к его словесным вольностям, несколько раз обрывала его и поправляла, когда он произносил неправильно слова. Генка говорил «одеюсь», вместо одеваюсь, «обуюсь» — вместо обуваюсь, «лопотина!» — вместо одежда и так далее.
