— Так ведь откуда мне знать?.. — пробормотал Кашинский. — Я же говорю, что с ним и встречался-то всего несколько раз: в мае да вот — после возвращения из Киева… Я — о том, что результатов пока никаких… Никакого рабочего кружка он не организовал…
— Оставили человека одною на новом месте, без помощи, без связей и ждем от него чудес!.. — Михаил усмехнулся.
— Почему же «без помощи»! Деньги я… — начал было Кашинский, но Михаил перебил его:
— Не об этой помощи речь!.. Мы с вами по родным пенатам гостили, а он тут — один, в незнакомом городе, да и со здоровьем у него неважно было в последнее время, на плохое зрение и на кашель жаловался еще в Питере. Профессиональные болезни… Ведь он с двенадцати лет стал учеником ткача, работал по четырнадцать часов в сутки!.. Ему — едва за тридцать, а он выглядит стариком… Двадцать лет уже работает в каторжных условиях и не надломился, не замкнулся в себе, всем готов пожертвовать ради других… Вот какой это человек, а вы спрашиваете, подходящий ли…
— Так ведь я… — Кашинский лишь махнул рукой: мол, чего тут скажешь — явно поспешил с этим вопросом.
В воскресенье, во второй половине дня, они отправились в Анненгофскую рощу — на встречу с Афанасьевым.
Погода испортилась еще накануне. Ветер, задувший с северо-запада, из Гнилого угла, натащил лохматых туч. По временам начинал моросить дождь.
— Ничего, — деланно-бодро говорил Кашинский, втягивая голову в поднятый трубой воротник пальто, — самая погодка для нас: гуляющей публики не будет! Походим по аллеям, поговорим без опаски. «Фараоны», поди, тоже в такую погоду там не шляются…
Миновали Гороховскую, Вознесенскую, по мосту перебрались на другой берег Яузы. По Красноказарменной вышли на огромный Кадетский плац, за которым пестрели сентябрьские Анненгофские кущи.
Михаил покачал головой:
— Да, ничего себе: подходящее местечко вы нашли для таких свиданий — одна военщина вокруг… Юнкерское училище, казармы, кадетские корпуса… И встреча, стало быть, неподалеку от военной тюрьмы?..
— Так в самой-то роще публика в основном бывает по воскресным дням обыкновенная — мастеровые, обыватели— целыми семействами… — сказал Кашинский и обиженно смолкнул: опять этот Бруснев утер ему нос, как какому-нибудь приготовишке, неподходящее место, видите ли, избрал он для встреч с Афанасьевым…
Аллея, в которую они вошли, и в самом деле была пуста. На плотно притоптанном мокром песке широкой дорожки пестрели опавшие листья, кое-где поблескивали небольшие лужицы.
