А с другой стороны: верхом, конечно, получается иногда гнать в стиле товарища шевалье Д'Артаньяна. При условии, что лошадь и задница седока в одной кузнице откованы. Ну а фургоном рулить, в смысле править, можно и поочередно.
Вот и сейчас – я на передке, а ее высочество позади в плащ завернулась и спит себе, тихо и сладко.
И выглядит во сне, что характерно, совсем девчонкой.
Забавно. Мы с ней за эти дни разговаривали вроде бы и не так уж мало – но ни о чем. По крайней мере, толком я о ней как раньше ничего не знал, так и сейчас. А ведь казалось бы – разведчик, то есть боец, к добыванию информации специально приспособленный.
Только что-то эта самая специальная приспособленность о принцессу раз за разом осечку дает.
Огорчаться или, еще чего хуже, злиться из-за этого я, впрочем, ничуть не собирался. Раз девушка на откровенный разговор идти не желает – значит, пока так тому и быть. Подождем. Мы не гордые… мы – терпеливые.
Тем более, что мысль одна на этот счет – отчего Дарсолана так старательно делового разговора избегает – у меня была.
Может, и глупая – но, глядя на принцессу, я решил, что Дара просто-напросто хочет хоть на миг обо всем забыть! «Обо всем» – в смысле королевских обязанностей, ну и пророчествах, великой миссии, последней надежде и так далее. Забыть – и стать той, кого принцесса уже черт-знает сколько держала взаперти где-то в глубине себя и лишь изредка одним глазком наружу выглянуть позволяла.
Стать просто Дарой. Просто девчонкой неполных восемнадцати лет от роду, которой не надо с утра до ночи о судьбах королевства размышлять. А надо – улыбаться рассвету и закату, пению птиц в лесу, запаху трав… смеяться беззаботно… спрыгнуть с фургона лишь затем, чтобы нарвать целую охапку лесных цветов… а заодно перемазаться в землянике.
Она ведь за эти четыре дня фразу: «мне с тобой хорошо» сказала раз двадцать. Но так и не объяснила – почему.
Принцесса.
Я даже начал потихоньку подозревать, что причин, – по которым она именно меня в сопровождающие выбрала, – имелось в наличии больше, чем одна. И среди прочего, не последней струной – то, что для меня «принцесса» это не чего-то сияющее в недосягаемых высотах. Эмпиреях заоблачных… как старший лейтенант Светлов говорит. Для меня она была Дарой… и с каждым днем – все больше.
Потому я и не торопил ее. В конце концов… отпуска нет на войне, это еще товарищ Киплинг верно заметил, но Дара свой отпуск заслужила, думаю, больше многих иных.
