Дом с золотыми ставнями | страница 84
– Я тут тоже раба. Все мы, белые женщины, рабыни здесь. Рабыни мужей, порядков, обычаев, законов. Меня в пятнадцать лет отдали за выгодного жениха – спросил меня кто-нибудь? Муж не пропускает ни одной юбки, ни одного борделя – что я с ним сделаю? Ничего. Сиди взаперти, в этих стенах, и без его позволения – никуда.
Муж развлекается, ему можно, а жена? Никак нельзя, не положено. Если бы я позволила себе хотя бы десятую, двадцатую долю того, что позволяет себе мой муж, меня смешали бы с грязью. Ты хоть понимаешь, чернушка, о чем я говорю?
– Я понимаю больше, чем вы думаете, сеньора.
– Да… И к тому же у нас нет детей. Это значит, что развода он сможет добиться, когда захочет. А ты… Что ты? Не одна, так другая. Правда, кажется, ты его зацепила крепко – из-за тебя одел всю дворню, учить тебя затеял… Что мне с тобой делать? Иди к себе, ничего тебе больше не будет. Не с тебя тут началось и закончится не тобой.
И я, конечно же, пятками назад и на кухню. Там уже шепчутся, и Ирма спрашивает:
– Что это у тебя щеки опухли?
Я ей отвечаю:
– Если бы ты оказалась сейчас на моем месте, у тебя бы и спина тоже опухла.
Саломе тоже стала расспрашивать: что и как, а я лишь рукой махнула. На сей раз, отделалась легко, а что-то еще будет?
И точно: когда хозяин вечером вернулся из Карденаса, у них поднялся скандал до небес, с шумом, грохотом и битьем тарелок. Из того, что мы разобрали, стало ясно:
"обалдуй" стоит на своем и уступать не собирается. Мало того: в тот же день подарил мне золотые серьги вместо медных, сам вставил их в уши и велел не снимать – и устроил так, чтобы жена это видела. Я смотрела, как она кусает губы, и думала: тут и до беды недалеко. Добрая-то она добрая, ангел, как говорит Саломе; но если в раж войдет, успеет голову снести, прежде чем опомнится.
Когда пришла вечером ее раздевать, смотрю – сидит туча тучей. Ах ты, беда моя…
Глядит на меня – на месте ли серьги. Но я, когда шла к ней наверх, сняла их и спрятала в карман. Она, конечно, это заметила.
– Если сеньор увидит, – говорит мне, – будет тебе.
– А если бы не сняла, – отвечаю ей, – от вас бы попало.
– За это не бойся, бить тебя я не велю. Разве только сгоряча, как сегодня. Но от нескольких пощечин еще никто не умирал.
И то правда. Я боялась не пощечин и даже не порки.
– Сеньора, правда, что вы предлагали мужу меня продать?
Она в ответ промолчала и лишь посмотрела куда-то в потолок.
– Сеньора, он вас очень обидел. Я понимаю, что вам надо от меня избавиться. Но если вы меня продадите… Если вы продадите меня, мне вовек не видать моего Грома.