Совершенно дикими глазами глядели на меня и на кухне, куда я пришла с подносом грязной посуды.
– Эй, Лафкадио, в чем дело? Ты не хочешь мне дать лепешки?
Спокойнее всех была старушка Саломе. Она спросила:
– Дитятко, что там вышло?
– Ирма так торопилась за хлыстом, что свалилась с лестницы, а сеньора тоже заторопилась, второпях наступила на подол и растянулась на полу…
– А почему сеньора Умилиада тебя саму не послала за асоте? – поинтересовалась Ирма.
– Откуда я знаю? – пожала я плечами. – Те же убираешь у нее в комнате, а не я.
При чем тут я?
– Но ведь платок, из-за которого все началось, подарила тебе ведьма Обдулия?
– Ну да, для здоровья. Вы же знаете, что у меня кости ноют, как у старухи!
Не думаю, чтобы все поверили объяснению, хотя оно успокоило всех своей обыкновенностью. Однако сама я не без тревоги ждала, что мне скажет вечером сама унгана. Не натворила ли я лишнего?
Поздно вечером с замиранием сердца я прикрыла за собой дверь, направляясь на скотный двор. Хозяйские доги были не чета лондонским шавкам, с ними голыми руками не сладишь: головастые, с теленка ростом. Один из них едва не сшиб, налетев на меня на тропинке. Я протянула чудищу руку с зажатым в ней талисманом.
Псина долго и беззвучно обнюхивала пальцы и, вильнув хвостом, нырнула в темноту.
Чары подействовали.
Находила дорогу по памяти: со второго этажа, с веранды, коровники виднелись хорошо. К тому же старуха описала приметы, по которым можно было легко отличить ее обиталище от прочих хижин: немного на отшибе от жилья пастухов и скотниц, побольше размером, а главное – днем и ночью в тени огромной, с раздвоенным стволом, сейбы.
Сейбу, колдовское дерево, обходили стороной все негры и мало-мальски сведущие белые. Наступить на тень храмовой сейбы в Ибадане приравнивалось к святотатству.
Но и любое дерево этой породы, независимо от того, где оно росло, уважалось и оберегалось. Если для лечебных или ритуальных целей надо было взять листьев, или коры, или кусок корня, или – чрезвычайной важности событие!- срубить ствол, это сопровождалось целой вереницей искупительных и очистительных обрядов. И если пришел человек и выстроил жилье в магической тени, не опасаясь, это означало одно из двух: несведущего недотепу, или превосходящего силой чудное дерево.
И уж точно Обдулия несведущей не была.
Унгана встретила меня на пороге просторной хижины, разделенной пополам. В одной половине жила сама старуха, в другой было святилище. Мало кто из негров сеньора Лопеса набирался достаточно храбрости, чтобы заглянуть за его холщовый полог; но именно туда она меня повела.
