Мы с ней говорили на йоруба. Потом пришла пожилая мулатка, которая, видно, служила за лекаря, и стала менять мне повязки. Она объяснялась со мной частично знаками, частично через бестолковую старуху, а отчасти я сама слегка понимала ее раскатистую, быструю речь. Мулатка знала географию лучше: она сказала, что я попала на испанский остров Куба, какими путями – ей не ведомо, что вокруг говорят по-испански, что страшно изранена и что мне надо лежать спокойно. Это я и сама сообразила; но когда лекарка сказала, какое число было в тот день, я ей с трудом поверила. Если она сказала правду, то с того дня, как была захвачена "Звезда", до того дня, как я очнулась, прошло больше двух недель.
Впрочем, мало удивительного! У меня половина ребер оказалась переломана, рассечена щека, и что-то странное случилось с глазами. Мне мерещились непонятные цветные дымки вокруг всех людей, проходящих мимо: тот – с оранжевым ореолом, а этот – с красным, а у того, словно у святого, голубовато-серебристый нимб вокруг головы. Но лекарка отмахнулась: после такой-то трепки скажи спасибо, что жива!
Прошло еще около месяца, прежде чем я смогла встать на ноги. Вскоре после этого в барак явился скучный белый господин и стал расспрашивать: имя, возраст, полное имя и род занятий хозяина, чем занималась в господском доме? Я уже хорошо понимала по-испански и могла ответить. Тогда господин, криво усмехаясь, заявил, что он выиграл меня у моего хозяина в карты, что я этого не помню, потому что лежала в горячке, что он не знает, за что меня так били, но если я стану болтать лишнее, то побьют еще сильнее. А поскольку у него в доме полно своих дармоедок, то он намерен меня продать, немедля.
Сказано – сделано. Недели не прошло, как я стояла в отгороженном канатами пространстве невольничьего рынка Старой Гаваны, и в первый же день была продана и увезена новым хозяином в имение "Санта-Анхелика" в Матансасе, недалеко от городишки Карденас.
Сразу надо рассказать, в какое место и к какому хозяину занесла судьба, потому что это определило мою последующую жизнь на много лет.
Дон Фернандо Лопес Гусман был кабальеро лет тридцати пяти, среднего роста блондин с очень светлыми волосами, глазами цвета бутылочного стекла и кожей молочной белизны. Он был ни умен и ни глуп, ни добр и ни зол, слегка образован и в меру невежественен. А самое главное, он был глубоко убежден: господь бог создал весь мир исключительно для его удовольствия и более ни для чего. А поскольку сеньор был богат, никто нипочем не мог убедить его в обратном.
