Я очнулась через неделю бреда, метаний, бессвязных выкриков. Темнота, покачивание, поскрипывание досок, рядом – смутные очертания какой-то темной фигуры, во рту – противная горечь, в голове – обрывки кошмарных снов. Пошарила около себя:
– Иданре, ты со мной?
– Да, да, тише, я тут, – и брат погладил меня по голове. – Ты меня слышишь?
Дальше дело быстро пошло на поправку.
Нас одели в матросское платье и разрешили слоняться по палубе, где хотим, – лишь бы не мешали. Шторм, длившийся три дня, заставил натерпеться страху не только нас и отнес судно назад к югу на изрядное расстояние, из-за чего плавание сильно затянулось. Стояли теплые спокойные дни, и мы, в потертых парусиновых штанах и рубахах, могли часами сидеть на чистых досках палубы и вести неспешный разговор.
– Ничего на свете не бывает даром, – объясняла я брату, – ни у богов, ни у людей. Йемоо не дала нас разлучить, но за это на все дни забрала себе мою душу.
Зачем? Да, у ее супруга Обатала полно душ тех, к кому они уже не вернутся. Но если бы она выполняла все просьбы даром, все бы требовали от нее: дай мне то, дай мне это. Мать плодородия не любит скупых и ленивых.
– То-то я смотрю, ты полдня таскала воду хозяйской толстухе.
– Ну и что? Мы попали к этим хозяевам, нам жить с их слугами. Надо привыкать и приспосабливаться, надо понимать их разговор, а иначе худо придется, брат!
– Вот уж чего не смогу никогда!
– Глупости! Помнишь, как бойко Джо лопотал с хозяином на том корабле?
– За столько-то лет, конечно!
Я даже рассердилась:
– Потому что глупец! Надо только не бояться. Вот, слушай… И я, вытягивая губы трубочкой, повторила брату несколько слов: корабль, море, юбка, хлеб, вода… Не зря же я таскала ведра для Лиз, а что узнавала, я немедленно объясняла Иданре.
Мне, впрочем, английский давался намного легче, чем ему, и по приезде в Лондон я с горем пополам понимала несколько фраз.
Вот и Лондон. Суета и толкотня огромного города, суета и суматоха, непривычные в тихом двухэтажном особняке, взбудораженном приездом хозяев после долгой отлучки.
Нас, озябших от майского ветерка, одуревших от обилия впечатлений, а также оттого, что нас разглядывали, как заморскую невидаль (хотя чем мы еще были?), снабдили одеялом и отправили спать в какой-то чулан до вечера, до того часа, на который была назначена раздача подарков домочадцам.
Нелишне, пожалуй, рассказать, что это был за дом и что за люди в нем жили: со временем я хорошо узнала их.
