– Лигрен говорит, что это может быть связано с ягодами… – и тут она увидела, как побледнела молодая рабыня. Ее губы задрожали, в глазах отразился ужас. – Что с тобой? – та отшатнулась, пряча глаза. – Скажи мне! – она взяла девушку за плечи, повернула к себе лицом.
– Фейр я… – она виновато взглянула на собеседницу. Ее глаза были такими несчастными, что заглянувшей в них женщине захотелось заплакать, прижать к себе голову девушки, стремясь хоть как-то успокоить.
Рамир долго не могла совладать со своим голосом, который сперва дрожал как лист на ветру, а затем и вовсе пропал, так что девушка не могла произнести ни слова, будто онемев. Ей было страшно. Она боялась говорить правду. Вот если бы было можно просто промолчать! Ведь никто не видел, как она передавала дочке хозяина каравана эту проклятую ягоду.
"Если караванщики узнают, они убьют меня! – в ужасе думала она. – Боги накажут меня и у души не останется никакой надежды, она навеки станет узницей самых черных и страшных пещер во владениях госпожи Кигаль! " Она хотела промолчать… Но потом подумала: а если правда нужна? Если без нее девочка никогда не проснется?
– Я дала дочери хозяина каравана ягоду. Только одну! – поспешно добавила она, а затем, со страхом глядя на Фейр, продолжала, оправдываясь: – Она попросила и я…
Я не могла ей отказать! -уткнувшись лицом в грудь старой женщины она расплакалась.
– Ну-ка успокойся! – прикрикнула на нее Фейр, понимая, что, стоит ей проявить слабину и пожалеть девушку, как этим потокам слез не будет конца. А ей нужно было еще так многое разузнать.
– Я не хотела причинить ей зла! – всхлипывая, продолжала та. – Я просто не могла отказать ей в просьбе… Фейр, это ведь всего одна ягода! Она же не должна была, не могла ей повредить! – в ее глазах была мольба – просьба понять и простить.
– Пошли, девочка, – старая женщина потянула ее за собой в сторону повозки рабынь.
– Будет лучше, если ты обо всем расскажешь.
– Хозяевам каравана? – Рамир побледнела, словно снег, в страхе стала упираться. – Нет, я не могу! – сорвался у нее с губ толи возглас, толи стон.
– Ты должна! – Фейр строго взглянула на нее. О, как ей хотелось успокоить девушку, стереть слезы с ее щек, унять дрожь рук. Но она обязана была быть с ней в этот миг твердой. Для ее же блага.
– Они убьют меня! – выпалила Рамир в слух ту мысль, которая, придя к ней в начале разговора, не покидала ее душу до сих пор.
– Не бойся, милая, – видя, что ее собеседница стоит на грани отчаяния, женщина вздохнула и, все же, решилась погладить ее по мягким, шелковистым волосам, успокаивая. – Не бойся, – повторила она. – Господин справедлив. Он не позволит случиться злому.
