– Самопожертвование – великий подвиг.
– О, – Лигрен горько усмехнулся. – Я был бы рад успокоить себя верой в это! Но мне слишком хорошо известно, какая судьба уготовлена принесенным в жертву.
– Почему ты так уверен…
– Я знаю слова, которые произносятся при обряде. Они не оставляют надежд душе даже на вечный сон, обрекая на бесконечную пустоту, стирая человека, словно метель – следы полозьев на снегу… Ведь это так? – он все-таки осмелился взглянуть на повелителя небес. Возможно, в самой глубине души он надеялся, что боги оценят поступок девушки и оставят ей хоть какой-нибудь шанс, путь даже крошечный – рассвет цветка или полет бабочки…
Шамаш с силой сжал губы.
– Мне бы очень хотелось сказать, что надежда всегда остается, ведь людям, даже заключившим договор со смертью, никогда не сравниться в своем могуществе с всевидящими, всепонимающими богами… – тихо молвил он. – И самому поверить в то, что в этом мире условия договора отличаются от заключавшихся на той, иной земле…
Но ореол, окружающий этот город… В нем слишком много пустоты.
– И что станут делать горожане? – Атен заставил себя не думать ни о чем, кроме судьбы своего каравана. – Попытаются выкрасть у нас ребенка? Купят раба?
Захватят всех? Сколько госпоже Кигаль нужно жертв и как они выбираются?
– По установленным правилам договора обряд проводят раз в год… Человек, жизнью которого Хранитель откупается от вестников смерти, должен быть молод, здоров и лишен собственной судьбы.
– Раб?
– Или не достигший совершеннолетия ребенок.
– Подождите, – вмешался в разговор Евсей. – Возможно, все не так уж и плохо. Даже если мы пришли не вовремя… То есть, я хотел сказать, как раз накануне этого обряда… Караван может продать раба…
– Зная, что с ним станет? – взгляд Шамаша стал холоден, а голос – резок, как порыв ветра.
Караванщики пристыженно замолчали, задумавшись над всем тем, что им стало известно, и в повозке воцарилась тишина. Но ей было дано властвовать лишь несколько мгновений.
– У них есть жертва для ближайшего обряда, – проговорил Шамаш, вновь повернувшись к огню.
– Но тогда… – все смотрели на него с удивлением. – Если каравану ничего не угрожает…
– Шамаш, Ты говорил, что не хочешь вмешиваться в дела нашего мира. Я всегда прежде надеялся, что Ты изменишь это решение… Но сейчас… Сейчас я прошу: оставь все как есть, – Евсей говорил быстро, его глаза пылали жаром, в голосе звучала уверенность и готовность настаивать на своем столько, сколько у него хватит сил. – Я понимаю: Тебе ненавистен этот обряд. Поверь: он противен и нам…
