Запасная столица | страница 47



Нам уже известно, что Берия боялся и не любил Сталина. А если не любишь и боишься – какие уж тут могут быть подарки-сюрпризы? Впрочем, у таких экземпляров человеческого недоразумения, как Берия, могло стать и все наоборот.

В нашем городе, когда факт существования бункера стал известен общественности, высказывалось мнение: строительство секретного объекта велось заключенными, и по завершению его, ради сохранения тайны, все они были расстреляны. Это также не подкреплено никакими документами. Опять же на нынешний день. Да таких документов и не могло сохраниться.

Мы обратимся к свидетельству очевидцев… нет, не просто очевидцев – праздных зрителей, а самих участников строительства «сталинского бункера».

В поисках материалов к этой своей работе в Москве, мне с большим трудом, -события-то сколь давние! – удалось разыскать и познакомиться с Юрием Григорьевичем Кудрявцевым и Львом Марковичем Семиком, метростроителями.

О Ю. Г. Кудрявцеве я уже упоминал: он в 41-м году, еще совсем молодой человек, был приставлен обслуживать электрическую часть бронированных автомобилей Сталина.

После разгрома немцев под Москвой Верховный главнокомандующий свой переезд в Самару отложил. Машины его простаивали за ненадобностью, и Кудрявцев оказался не у дел. Тогда он и поступил на работу электромонтажником в специальный отряд «Метростроя», командированный в Самару с особым заданием – строить сверхсекретный объект.

Марк Львович Семик приехал в Самару «начальником конторы», по его словам, куда входили бригады высококлассных строителей, такелажников, слесарей-монтажников, сантехников, лифтеров и отделочников. И только связисты были из другого ведомства.

Вот что рассказывает Лев Маркович:

«К середине октября сорок первого, в самое отчаянное для Москвы время, был уже разработан приказ по демонтажу и эвакуации наиболее ценного оборудования метрополитена. Ждали сигнала к исполнению. Но однажды меня и других метростроевцев буквально подняли по тревоге. Вместе с семьями погрузились мы в теплушки специального поезда. Через десять суток приезжаем в Самару. Поселились в школе на улице братьев Коростелевых. Жили в классах, по четыре-пять семей в одной комнате, кое-как отгородились. Объяснили нам, зачем мы понадобились в Самаре. Взяли подписку о неразглашении государственной тайны особой важности. Две шахты глубиной в тридцать семь метров, вчерне уже были готовы к нашему приезду. Одна, пошире, – эта для кабинета Сталина и комнаты отдыха, на самом дне. Другая, поуже, рядом, для агрегатов и оборудования по жизнеобеспечению: в ней должна быть вентиляция, сантехника, энергетика, теплоснабжение, связь… Нет, чтобы такие глубокие шахты пройти – на это не меньше как полгода потребуется. До нас проходку начали, задолго. Да, выходит по времени, еще до войны начали работы. А мы, приехав, сразу же приступили к монтажу оборудования, оно раньше нас было привезено из Москвы. А остальное – что же: работа по двенадцать часов. Строительством руководил Николай Михайлович Исайя, тоже из наших инженеров. Снабжением ведал Дискин, умелый человек, добычливый. Хлеб, помню, по кило двести граммов, ну и все прочее – это по военной норме. Работу мы закончили в декабре сорок второго. Конечно, не без недоделок. Окончательно все было готово к февралю сорок третьего».