Мовчун, однако, не перебивал и слушал, сам прикрыв глаза, как если б задремал вслед остальным. Линяев, хоть и понимал, что режиссер не спит, все же невольно перешел на крик:
"...Я не хочу, чтоб высыхали воды и обнажили то, что спрятали, стыдясь за блядский облик мира..." - тут он осекся, сбитый с толку шумом из фойе. И все, кто спал, проснулись.
Кто-то кричал: "Оставь, кому сказал, пусти, сказал! Эй, руки убери!". Упало, грохнув, кресло, секунду было тихо, потом раздался голосок Обрадовой: "Да прекратите же, мужчины, прекратите!". Дверь распахнулась, в зал ввалился Черепахин, на полусогнутых ногах, к тому ж согнутый пополам. Охранник вел его, вывернув руку, как на дыбе, и сопел. За ними в зал вернулись Селезнюк, Охрипьева и Иванов, Обрадова и Некипелова. Вошел с ухмылкой Серебрянский.
- Пустите же его, - испуганно велел Мовчун. Охранник, чуть подумав, отпустил. - Ты, Черепахин, извини, но ему приказано никого из посторонних не пускать во время репетиции. Тем более ночью. А ты к тому ж не в форме и в пижаме.
- Я еще подумаю, - сказал с угрозой, выпрямляясь, Черепахин, - я, может, извиню, а может, нет.
Охранник, между тем, невозмутимо покинул зал.
- У нас работа, Черепахин... - с досадою начал Мовчун, но Черепахин перебил его:
- Какая, к свиньям, работа? Тут полные кранты, а ты - "работа"!
- Какие, к свиньям, могут быть кранты в два часа ночи? - не выдержал Мовчун. - Жена вернулась из Парамарибу?
- Не в два часа, а вечером еще, наверное, около девяти. Я телевизор не включал до десяти. Я новости обычно в десять вечера смотрю... Сказали: в конце первого отделения. Вот и считай: если спектакль начался в семь, то, думаю, что где-то около девяти...
- Эй, Черепахин, что тебе приснилось?
- Короче, так, - ответил Черепахин, - ду'хи с оружием и бомбамизахватили весь спектакль: все здание, артистов, зрителей, а там их тыща... Грозят поубивать, если не уйдем из Чечни.
- Какой спектакль?
- Сейчас скажу. "Зюйд-Вест".
- "Норд-Ост", - со сцены подсказал Линяев, и Брумберг выговорила, охнув:
- Серафима.
- Ты дашь мобильник? - не сразу попросил Мовчун у Черепахина.
Тот отмахнулся:
- Он у меня сел: я, пока ехал, всех обзванивал.
- Ты отвезешь меня в Москву?
- Как можно? Я же пьяный!.. Да и чего тебе - в Москву?
Мовчун, не отозвавшись, вышел вон.
- У него жена там, на спектакле, - объяснила Брумберг Черепахину.
- Разве Егор женат? - удивился Шабашов.
- Можно подумать, вы не знали, - сказала Брумберг. - Мовчун женат на Серафиме.
