За кустами вскоре самшита послышалось грузное сопение, тяжелые, шаркающие шаги, а затем появился и сам Спирос Кодзакис, огромный, толстый грек, одетый в фуражку с кокардой, форменную гимнастерку с короткими рукавами, мокрую от пота, и сильно измятые, мешковатые брюки песочного цвета. Начальник полиции, не обращая никакого внимания на Джейн, молча прошел под зонтик. Один слуга моментально принес для него легкое плетеное кресло, а второй, маленький столик, на который бармен, тут же выросший, словно из под земли, поставил хрустальную вазочку со льдом, кувшин с холодным чаем, бутылку "Метаксы" и два больших, пузатых бокала. Спирос Кодзакис осторожно опустился в кресло и шумно выдохнул из себя воздух. Все так же молча полицейский снял с головы фуражку, достал из кармана брюк синий платок размером с шаль и принялся тщательно утирать им пот.
Сначала он промокнул свое раскрасневшееся лицо, затем лысину, покрытую крупными каплями пота и принялся, крутя головой, вытирать короткую, мощную шею, поросшую густой, черной шерстью, завитой в колечки. Еще раз шумно вздохнув, Спирос налил в бокал холодного чая и выпил его несколькими крупными глотками, после чего насыпал в другой бокал льда и залил его "Метаксой". Взяв бокал огромной ручищей, полицейский поболтал его, словно погремушку, и отпил несколько маленьких глоточков. Эдвард Бартон все это время лежал полностью расслабленный и как-то очень уж нежно улыбался этому огромному греку. Когда Спирос Кодзакис перестал сопеть от натуги и затих, он повернулся и обратился к нему по-русски:
– Привет, старина. Тебя еще не доконала эта жара?
– Ох, Эдик, она меня когда-нибудь точно убьет, если меня раньше на загонят в гроб эти афинские мудаки. Слава Богу, что на свете есть чай, лед и коньяк, а не то я давно бы уже откинул копыта. – Сочным басом ответил грек Эдварду Бартону и, устало вздохнув, прикрыл глаза.
Эдвард выпрямился и поднял спинку шезлонга. В следующее мгновение в его руке был бокал сухого мартини со льдом и Джейн была готова поклясться, что бармен к нему точно не подходил. Но поскольку пустого бокала она нигде не увидела, то она подумала, что, возможно, это был тот самый бокал, который принес ему бармен чуть более получаса назад. Повернувшись к полицейскому, Эдвард укоризненно сказал ему:
– Спиро, почему ты не поздороваешься с Ольгой? Я уже не спрашиваю тебя, почему ты, Вера, дети, вы все, не приехали к нам на уик-энд.
Крупное тело грека вздрогнуло, как от удара, и он ответил почти плачущим голосом:
