При Ленине расхождения во взглядах все еще допускались. Ленин не считал, что члены партии обязаны исповедовать строго одинаковые воззрения, хотя уже именно он начал травить и изгонять из партийных рядов всякую точку зрения, не казавшуюся ему истинно "марксистской" или "партийной", то есть не укреплявшую партию в том виде, какой он ее задумывал. С различными внутрипартийными оппозиционными группами он разделался еще не по-сталински: не убийствами, а всего лишь заткнув им рот. И тем не менее пока власть находилась в его руках, были и дискуссии, и учет результатов голосования. Тотальная власть еще не наступила.
Для Сталина идейное единство, то есть обязательное философское и прочее, не говоря уж о политическом, единомыслие, было условием пребывания в партии. Это и есть непосредственный вклад Сталина в ленинское учение о партии. Примечательно, что тезис о непременной идеологической монолитности он сформулировал еще совсем молодым человеком. В сталинские времена единогласность стала законом для всех компартий, действующим, кстати, по сию пору.
Югославские лидеры как были, так и остались на тех же позициях, их по-прежнему придерживается советское "коллективное" руководство и верхние эшелоны остальных коммунистических партий. Такая настойчивость в сохранении идейного единства партии – это не только знак отсутствия сколь-либо весомых перемен, но и фактическое подтверждение того, что в теперешних "коллективных" руководствах свободная дискуссия или отсутствует вообще, или крайне ограничена.
Что означает и к чему ведет обязательное единство партии?
Его последствия грандиозны.
Прежде всего в любой партии, а особенно в коммунистической, власть сосредоточена в руках вождей и высших инстанций. Идейное единство как приказ (особенно в централизованной, по-армейски дисциплинированной коммунистической партии) неизбежно несет с собой владычество центра над умами рядовых партийцев. Если при Ленине единая для всех идеология создавалась в горниле схваток на верхних этажах партийной иерархии, а Сталин начал самостоятельно предписывать таковую, то сегодня послесталинское "коллективное" руководство удовлетворяется "малым": тем, что преграждает путь новым социальным идеям. Так марксизм стал теорией исключительно "в ведении" партийных бонз. Иного марксизма или же коммунизма сегодня нет, да и вряд ли может быть.
Социальные последствия идеологического единства трагичны: ленинская диктатура была суровой, но тоталитарной она сделалась только при Сталине. Прекращение всякой идейной борьбы в партии означало и полный паралич свободы в обществе, ибо единственно через партию могло проникать туда любое разнообразие. Нетерпимость к иным идеям и упрямое выпячивание мнимой исключительной научности марксизма положили начало идейному монополизму партийной верхушки – тому, что впоследствии стало ничем не ограниченным господством над обществом.
