Победу Сталина Троцкий расценил как "термидор", реакцию, бюрократическое извращение советской власти и революционных завоеваний. Вот почему его так задела аморальность сталинских методов. И хотя Троцкий на самом деле первым приблизился к постижению внутренней сущности современного коммунизма (пусть неосознанно, в попытке спасти его), но необходимо и признать, что до конца раскрыть эту сущность он оказался не в состоянии. Решив, что перед ним единичный "всплеск" бюрократизма, приведший к попранию чистоты партийно-революционной линии, он и выход видел в смене руководства, в "дворцовом перевороте". Но, когда такой переворот действительно произошел (после смерти Сталина), выяснилось, что сущность не меняется. Так что речь шла, и это ясно сегодня, о вещах гораздо более глубоких и кардинальных. Советский сталинский "термидор" был не только воцарением новой власти, более деспотичной, чем прежняя, но и нового класса. Продолжилась одна из сторон революции – насильственная; зарождение и укрепление нового класса стало неизбежностью.
На Ленина и революцию Сталин мог ссылаться с тем же, если не с большим, нежели Троцкий, правом – пусть дурно воспитанного, но вполне законнорожденного их чада.
История не знает другой личности, которая бы, как Ленин, так всесторонне и с таким упорством развивала одну из величайших во все времена революций. Но не знает она и личности, которая бы, подобно Сталину, проделала столь грандиозную неподъемную работу по утверждению господства и собственности некоего нового класса, вышедшего из недр одной из величайших революций и крупнейших стран. После Ленина, целиком объятого страстью и мыслью, на арене появляется "темная лошадка" – безлико-сероватая фигурка Иосифа Сталина – как символ тяжелой, неумолимой и бесцеремонной поступи нового класса к вершинам могущества.
После них обоих, после Сталина, пришло то, что должно было прийти со зрелостью нового класса – посредственность, то есть коллективное руководство и искренний с виду, добродушный, интеллектом нетронутый "человек из народа" – Никита Хрущев. Новый класс не испытывает прежней нужды ни в революционерах, ни в догматиках. Его вполне удовлетворяют "несложные" личности типа Хрущева, Маленкова, Булганина, Шепилова, каждое слово которых – слово среднего представителя этого самого класса. Новый класс и сам уморился от догматических чисток и дрессуры, ему хочется покоя. Ощутив достаточную надежность своего положения, он теперь не прочь обезопаситься и от собственного предводителя. Потому что класс переменился, а Сталин остался тем же, каким был во времена слабости класса, когда жестоко карались как те из собственных рядов, кто проявлял колебания, так и те, кто был заподозрен в возможности оного. Становлению нового класса необходимой была и сама личность Сталина, и теория его – теория обострения "классовой борьбы" даже после "победы социализма". Сегодня все это излишне. Не отрекаясь ни от чего созданного под сталинским руководством, новый класс не признает лишь его самоуправства в последние годы, и даже не этого, а методов, задевавших сам класс или, как формулирует Хрущев, – "хороших коммунистов".
