– Ты сам своими глазами видел, что убили? – К нему бежал другой курд со стороны Семи Ложек.
– Видел, видел! Сам видел, как собака слизывала с земли кровь Халила! Черное горе опустилось на дом Халила и его жену.
– Ежели жена Халила в горе, пускай выходит замуж за меня! Уж я ее утешу, – отозвался второй курд и по сочной луговой траве Мркемузана побежал к Шенику сообщить дальше радостную весть.
Вскоре сотни курдов из рода Шеко с радостными воплями вышли встречать нас. Все в ярких красочных одеждах, повязавшись цветными платками поверх шерстяных черно-белых колозов*, некоторые вооружены, но больше – без оружия.
____________________
* Колоз – головной убор курдов.
____________________
Впереди на коне ехал старейшина рода Шеко в окружении своих приближенных. По его знаку все спешились и, приложив руки к груди, низко поклонились Геворгу Чаушу и Шапинанду.
– Хуашбе Андраник-паша! Хуашбе Геворг Чауш! – воскликнули они в один голос и, трижды повторив приветствие, выразили нам свою благодарность за то, что видят своего заклятого врага поверженным.
И слух такой разнесся, что на шее у Андраника висит талисман Бшаре Халила и теперь его ни одна пуля не возьмет. Рассказывали о подробностях, кто именно отсек голову балакскому разбойнику. Некоторые говорили, что сам Шапинанд сделал это, иные утверждали, что Геворг Чауш. «С первого же удара кинжал по самую рукоять вошел в него…» Многие уже выдавали себя за очевидцев свершившегося. Из уст в уста передавались имена Спаханаца Макара и Гале, невероятная храбрость приписывалась марникскому Похэ, который одним тумаком заставил неосторожного старосту заткнуться и повернуть обратно, а сам повел врагов на засаду гайдуков.
Какая-то, скажем прямо – малая, доля этого восхищения досталась и мне – люди удивленно смотрели на мое юношеское дерзкое лицо, выискивая на нем следы героизма. О, если б они знали, что голова Халила в это время находилась у меня в руках, в мешке из-под боярышника!
И вдруг вся толпа запела песню, сложенную в честь армян-фидаи. «О сасунское синее небо, увижу ли я тебя когда-нибудь еще, услышу ли я эту песню в своей жизни еще раз?»
Андраник, Геворг Чауш, дядюшка Макар, Гале и марникский Похэ с детской беспечностью смотрели на толпу, словно песня эта не о них была сложена. Они стояли в старой потрепанной одежде, до того изношенной, что местами сквозь лохмотья проглядывало тело. И трудно было поверить, что хвалебная песнь славит дела этих оборвышей.
