Газеты льстиво именовали Ежова «сталинским наркомом», редакционные остряки казенно шутили о «ежовых рукавицах», а услужливый народный акын Сулейман Стальский воспевал «орла и батыра Ежова».
В действительности в этом тщедушном карлике с худощавым лицом не было ничего не только богатырского, но драматического или демонического. Один из моих знакомых, знавший Ежова лично, рассказывал мне, что Ежов любил стихи Есенина да и сам сочинял лирические стихи. Надежда Мандельштам познакомилась с Ежовым еще до его исторической карьеры – в 1930 году на правительственной даче в Сухуми. Был он тогда «скромным и довольно приятным человеком», подвозил Мандельштамов на своей персональной машине в город, ухаживал за молодой литературоведкой и дарил ей розы, с удовольствием плясал русскую. Жена Ежова целыми днями в шезлонге читала «Капитал» Маркса и сама себе тихонько его повторяла [105].
Люди, работавшие до 1936 года под начальством Ежова в ЦК ВКП(б), где он заведовал промышленным отделом, с недоумением рассказывали затем, что Ежов вовсе не производил впечатления злодея или садиста. Он был обычным высокопоставленным партбюрократом и выделялся лишь тем, что особенно старательно выполнял любые указания руководства. В ЦК было указание организовать строительство заводов – он организовал. В НКВД было указание пытать и убивать – он пытал и убивал. Не Макбет и не Мефистофель, а выслуживавшийся номенклатурный чин стал одним из гнуснейших массовых убийц современности.
А указания поступали конкретные. Вот, например, резолюция на очередном выбитом бригадой «признании»: «Т. Ежову. Лиц, отмеченных мною в тексте буквами «Ар.», следует арестовать, если они уже не арестованы. И.Сталин». Или той же рукой на поданном Ежовым списке лиц, которые «проверяются для ареста»: «Не «проверять», а арестовать нужно [106].
О том, что делать после ареста, также давались указания. Вот резолюция почтенного главы Советского правительства В.М.Молотова на не удовлетворивших его показаниях заключенного ленинца: «Бить, бить, бить. На допросах пытать». И это указание выполнялось.
Получались указания и для логического завершения процедуры. На XXII съезде КПСС цитировались рутинные докладные записки Ежова Сталину с просьбой дать разрешение приговорить перечисленных лиц «по первой категории», то есть к расстрелу. Разрешение давалось, и перечисленных тащили в подвал Лефортовской тюрьмы…
Ежов был исполнителем. Любой сталинский номенклатурный чин делал бы на его месте то же самое. Это не значит, что Ежова незаслуженно считают в СССР самым кровавым палачом в истории России. Это значит только, что любой сталинский назначенец потенциально являлся таким палачом. Ежов был не исчадием ада, он был исчадием номенклатуры.
