1 мая в 9 часов утра роты полков 1-й бригады стали собираться на западной окраине деревни Конжи. Во главе рот 2-го полка шли офицеры и выборные делегаты солдат. При полном вооружении, с красными знаменами части полков выходили на плац и выстраивались на заранее отведенном месте.
1-й полк на парад прибыл тоже с оружием, но без офицеров. Они, вопреки приказу генерала Лохвицкого, демонстративно отказались принять участие в празднике.
Командир 2-го полка полковник Иванов был очень удивлен, увидев 1-й и 2-й полки в полном вооружении. Он понял, что план Лохвицкого разоружить солдат 1-й бригады провалился.
Тем не менее офицеры 2-го полка, прибывшие на праздник, остались на месте и держали себя с достоинством, не подавая ни малейших признаков какого-либо беспокойства. [84]
Трибуна была украшена лозунгами, большими алыми знаменами. Вот на трибуну поднялся солдат Гусев.
— Мы, солдаты, рабочие и крестьяне, — сказал он, — первый раз открыто празднуем день Первого мая... Буржуазия жестоко расправлялась с нашим народом, душила революцию. В тысяча девятьсот пятом году царь и его министры всю Россию залили кровью, потому что рабочие восстали за свои права, а крестьяне — за землю. Теперь нет в России царя... Но идет революция! Революция — война более тяжелая, чем та, которую ведет сейчас буржуазия всех стран. Победа революции зависит от нас, вооруженных солдат, и народа. Поклянемся же, что, пока революция не победит, оружия у нас никто не возьмет...
Многоголосое «ура!», «Да здравствует революция!» покрыли речь солдата.
После Гусева говорили Дворецков и другие солдаты. Они указали на провокационный характер поведения командования дивизии, ставшего на путь обмана солдат. Вызов французских солдат в места расположения 1-й русской бригады, чтобы разоружить ее, — позорный поступок, говорили они.
— У нас нет больше доверия к вам, — говорили в заключение солдаты, обращаясь к офицерам. — Мы настаиваем на посылке наших представителей к Временному правительству с требованием возвращения русских войск на родину.
Присутствовавшие на праздновании Первого мая генералы Палицын и Лохвицкий внимательно слушали выступавших и не менее внимательно следили за тем, как реагируют на выступления солдаты.
— Ваше превосходительство! Может быть, вы желаете что-нибудь сказать солдатам? — обратился один из руководителей солдат к генералу Палицыну, когда закончились выступления солдат.
Палицын немного подался вперед, подал правой рукой знак солдатам, намереваясь что-то сказать, но говорить не смог... Руки его судорожно дрожали, сам он весь трясся и покачивался. Наконец он сделал над собой большое усилие и произнес лишь дважды одно и то же слово: «Братцы! Братцы!». Больше ему говорить не дали. Раздались негодующие возгласы солдат: «Долой тирана!», «Долой царского слугу!» Палицын зашатался, нервно замахал в воздухе руками, что-то бормоча, и, поддерживаемый [85] своим адъютантом, пошел к автомобилю, стоявшему у шоссейной дороги.
