- Знаю. Полицейский в Тванне уже дважды выспрашивал обходчика обо мне. Да и всех жителей здесь. Даже мою тещу. Значит, вы все же подозревали меня в убийстве, - с гордостью констатировал писатель. - Это тоже своего рода писательский успех.
Берлах подумал, что писатель хочет, чтобы его принимали всерьез, - в этом его тщеславие. Все трое помолчали; Чанц упорно пытался рассмотреть лицо писателя. Но при этом свете ничего нельзя было поделать.
- Что же вам еще нужно? - процедил, наконец, писатель.
- Вы часто бываете у Гастмана?
- Допрос?-осведомилась темная масса и еще больше заслонила окно. - У меня сейчас нет времени.
- Не будьте, пожалуйста, таким суровым,-попросил комиссар, - мы ведь хотели только немного побеседовать с вами.
Писатель что-то пробурчал.
Берлах начал снова:
- Вы часто бываете у Гастмана?
- Время от времени.
- Почему?
Старик уже приготовился к резкому ответу, но писатель рассмеялся, пустил целые облака дыма обоим в лицо и сказал:
- Комиссар, он интересный человек, этот Гастман. Такой притягивает писателей, как мух. Он превосходно умеет готовить, великолепно, слышите!
И тут писатель начал распространяться о кулинарном искусстве Гастмана, описывать одно блюдо за другим. Пять минут оба слушали, потом еще пять минут; но когда писатель проговорил уже четверть часа о кулинарном искусстве Гастмана и ни о чем другом, кроме как о кулинарном искусстве Гастмана, Чанц встал и заявил, что они пришли не ради кулинарного искусства, однако Берлах остановил его и бодро сказал, что вопрос этот его весьма интересует, и стал говорить сам. Старик ожил, стал рассказывать о кулинарном искусстве турок, румын, болгар, югославов, чехов; он и писатель перебрасывались блюдами, как мячами. Чанц потел и ругался про себя. Теперь этих двоих нельзя было отвлечь от кулинарного искусства, но, наконец, после сорока пяти минут они умолкли, утомленные, как после долгой трапезы. Писатель закурил сигару. Наступила тишина. Рядом снова заплакал ребенок. Внизу залаяла собака. И вдруг Чанц нарушил тишину:
- Шмида убил Гастман?
Вопрос был примитивным, старик покачал головой, а темная масса сказала:
- Вы действительно идете на все.
- Прошу ответить, - сказал Чанц решительно и подался вперед, но лицо писателя оставалось неразличимым.
Берлаха заинтересовало, как же теперь будет реагировать спрошенный.
Писатель оставался спокойным.
- А когда полицейский был убит? - спросил он.
- Это случилось после полуночи,- ответил Чанц.
