— Но ведь только так… только так можно… Другого способа нет!
Силы покинули ее. Будь у нее глаза, она бы заплакала, но сейчас плакала только ее душа.
Должно быть, его унесли, потому что никто не откликнулся на ее рыдания. А потом она вдруг почувствовала, что плакать не из-за чего. Более того, на душе у нее стало легко и весело, и неожиданно пронзила мысль: «Врач дал мне какого-то лекарства — он не хочет, чтобы я плакала. Хорошо, не буду. Буду думать только о приятном, буду радоваться…»
Вместо этого она заснула крепким, без сновидений, сном.
Проснувшись, она вспомнила о разговоре с Фредом, и ее охватило отчаяние. «Придется рассказать все врачу, — подумала она. — Может, он что-нибудь придумает. Да, я требую слишком многого, но без этого все, что он для меня сделал и делает, потеряет всякую ценность. Лучше умереть, чем стать не такой, какой я была!»
Но оказалось, что необходимости говорить с врачом нет, — он уже все знал от Фреда.
«Значит, и Фред признает, что это важно, — подумала она. — Больше он не сможет этого отрицать».
— Вы просите невозможного, — сказал врач.
— Невозможного? Вы даже не попытаетесь?…
— Ваш разбитый корабль остался в сотнях миллионов миль от нас. У экспедиции есть задачи, которые она обязана выполнить. Вернуться назад мы не можем. Мы не вправе тратить время на поиски стереоснимка, который к тому же вряд ли уцелел.
— Вы правы, доктор… Простите меня.
Похоже, он прочитал ее мысли, потому что добавил:
— Не стройте в отношении себя никаких планов, вам все равно не удастся причинить себе никакого физического вреда.
— Ничего, что-нибудь придумаю. Раньше ли, позже ли, но придумаю обязательно.
— Вы ведете себя неразумно. Мне бы хотелось знать, много ли существует людей, психологически вам подобных.
— Не знаю, мне все равно. Я знаю только одно: для меня это важно.
— Так расстраиваться из-за какого-то пустяка! Ведь насколько нам известно, внешние различия между любыми двумя человеческими особями одного пола совершенно незначительны. Вы должны научиться видеть вещи такими, какие они есть.
— Это для вас различия незначительны, потому что вы не знаете о людях — мужчинах и женщинах- ровным счетом ничего! Для Фреда же и для меня это вопрос жизни и смерти.
Сейчас впервые в ответе врача прозвучало некоторое раздражение:
— Вы как дети, но иногда ребенку следует уступить. Я подумаю, что можно сделать.
Но что можно тут сделать? Где-то в космосе несутся обломки корабля, а в них — стереоснимок, который даже не попытаются найти. Может, врач попросит, чтобы Фред описал ее? Самый лучший художник на Земле не сумеет создать точный портрет по одному лишь описанию; чего же ждать от существа, для которого все мужчины на одно лицо и все женщины — тоже?
